След хищника

– Они... – дрожащими губами проговорила Миранда, – они... обижали его? На нем не было синяков, только маленькие... но что они сделали с ним, почему он стал таким?

Я сел на корточки рядом с ней и обнял ее за плечи, заодно обняв и Доминика. Он поглядывал на меня одним глазком из-за маминого уха, но не пытался спрятаться.

– Похоже, что они привязывали его к кровати чем-то вроде того снаряжения, которое используется в лодках. Я не видел, но мне рассказали. Не думаю, чтобы снаряжение причиняло ему боль. Он мог немного двигаться – сидеть, стоять на коленях, лежать. Он отказывался есть и иногда плакал, потому что ему было одиноко. – Я помолчал. – Возможно, что они сознательно запугали его больше, чем надо, чтобы заставить его замолчать. – Я снова помолчал. – Там, в полу, было отверстие. Большое, достаточное для того, чтобы туда мог провалиться ребенок. – Я опять замолчал. – Они могли сказать Доминику, что, если он будет шуметь, они бросят его туда.

Миранда вздрогнула всем телом, а Доминик заскулил и отчаянно вцепился в мать. Впервые он издал хоть какой-то звук, и я не собирался упускать случай.

– Доминик, – твердо сказал я, – хорошие полицейские засыпали эту дыру, и маленькие мальчики туда уже не упадут. А те три человека, что увезли тебя в лодке, больше не вернутся. Полицейские посадили их в тюрьму. Никто больше не увезет тебя к морю. – Я замолчал. – Больше никто не станет заклеивать тебе рот. Никто не будет на тебя сердиться и называть плохими словами.

– Маленький мой, – простонала Миранда и прижала его к себе.

– Дырку заделали, сказал я. – Больше нет дыры в полу. Никто туда не упадет.

Несчастного малыша, наверное, всю жизнь будет преследовать этот кошмар. Я часто думал, что любой, кто найдет средство избавить человечество от кошмаров, достоин Нобелевской премии. Я встал и сказал Алисии и Попси:

– Идемте пройдемся.

Когда они встали, я сказал Доминику:

– Расцелуй свою маму. Она все время плакала, когда эти ужасные люди забрали тебя. Ее нужно как следует расцеловать.

Я подумал, что ей нужно было бы, чтобы ее расцеловал муж, который отказал ей в этом. Ей нужна была поддержка сильного взрослого мужчины. Ей придется найти в себе силы, чтобы продержаться вместе с Домиником в одиночку, и выдержит она или сломается – это еще бабушка надвое сказала. Мы с Попси и Алисией неторопливо подошли к родному из учебных препятствий и остановились там поговорить.

– Думаешь, правильно было напоминать ему про дыру в полу? – спросила Попси.

– Занозы нужно извлекать, – сказал я.

– Или рана загноится?

– Да.

– Откуда ты знаешь, как с ним обращались?

– Не знаю. Я просто догадался. Очень похоже, правда? Дыра в полу там была. Он плакал. «Заткнись, сопляк, или мы тебя туда бросим».

Попси заморгала. Алисия сглотнула.

– Скажи Миранде, – обратился я к ней, – для того, чтобы пережить такую страшную вещь, как похищение, требуется время. Пусть не беспокоится, если Доминик станет писаться в постель или будет цепляться за нее. Расскажи, каково было тебе. Какой беззащитной ты себя чувствовала. Пусть она будет терпелива с Домиником, как только первая радость от его возвращения уляжется.

– Хорошо, я скажу.

Попси перевела взгляд с меня на Алисию и обратно, но ничего не сказала. Алисия слегка улыбнулась и высказала то, о чем думала Попси.

– Я тоже цеплялась за тебя, – сказала она, глянув на Миранду. Когда тебя здесь нет, а я впадаю в панику, я думаю о тебе, и это меня поддерживает. Я и об этом расскажу Миранде. Ей самой надо бы за кого-то цепляться. Бедная девочка.

– Тебя послушать, так Эндрю что-то вроде решетки для вьющихся растений, – пробурчала Попси. Мы снова пошли, дошли до следующего препятствия и остановились, оглядывая холмы. Вокруг солнца листьями папоротника тянулись высокие перистые облака – знак того, что погода испортится. Мы никогда не нашли бы Доминика, подумают я, если бы на следующий день после его похищения пошел дожди и на берегу не было бы маленького строителя каналов и его бабушки.

– Знаешь, – внезапно сказала Алисия, – пора мне вернуться к скачкам.

Это прозвучало так, словно слова вырвались сами по себе и удивили ее самое.

– Милая моя! – возопила Попси. – Правда?

– Думаю, сейчас – да, – помедлив, ответила Алисия и нервно улыбнулась. – Кто знает, о чем я подумаю утром?

Все мы, однако, поняли, что это был первый ручеек, пробившийся сквозь плотину. Я обнял Алисию и поцеловал ее. Сейчас это было не просто поздравление, а нечто более горячее, совершенно иное. Я ощутил, как она вспыхнула в ответ и снова потухла. Я отстранился от нее, подумав, что удар пришелся точно. Я улыбнулся, пожал плечами и ничего не сказал.

– Ты нарочно? – твердо спросила Алисия.

– Не совсем, – ответил я. – Это получилось неожиданно.

– Я уверена, что нарочно. – Она испытующе окинула меня взглядом и пошла прочь не оглядываясь.

– Ты оторвал ее от решетки, – весело сказала Попси. – Доктор целует пациентку – как непрофессионально!

– Я бы и Доминика поцеловал, если бы ему от этого стало лучше.