– Ой-ой, – сказал миль через пять, слегка отойдя, Тони. – Недурное освобождение, хотя я сам это говорю.
– Просто фантастика, – ответил я, – и если ты еще пару раз повернешь на такой скорости, Доминик полетит с сиденья.
Тони глянул назад, где я неуклюже забился в угол, чтобы дать Доминику вытянуться, и решил остановиться, чтобы кое-что довести до ума – то есть окончательно смыть с наших лиц черную краску и хорошенько упрятать снаряжение Тони в багажник. Когда мы снова тронулись, я взял Доминика на колени, положил его голову себе на плечо. Он слабо схватился за смешного медвежонка, которого я захватил из его чемоданчика.
Он время от времени закрывал и открывал глаза, но, даже когда стало ясно, что эфир выветрился из его головы полностью, он так и не проснулся.
Некоторое время я думал, что ему дали снотворное, как Алисии, но потом решил, что это просто потому, что его, маленького, подняли среди ночи. К концу нашего путешествия он вдруг широко открыл глаза и уставился на меня.
– Привет, Доминик, – сказал я.
Тони оглянулся.
– Проснулся?
– Да.
– Хорошо.
Я понял так, что это «хорошо» относилось к тому, что пациент пережил анестезию. Доминик медленно перевел взгляд на Тони, а потом снова на меня.
– Мы везем тебя к матери, – сказал я.
– Скажи лучше мамочке, – сухо посоветовал Тони.
– Мы везем тебя к твоей маме.
Доминик не сводил с меня немигающего взгляда.
– Мы едем домой, – сказал я. – Вот твой медвежонок. Скоро ты увидишь маму.
Доминик никак не реагировал. Просто продолжал смотреть на меня своими большими глазами.
– Ты в безопасности. Никто тебя не обидит. Мы везем тебя к маме.
Доминик продолжают смотреть.
– Разговорчивый малыш, – заметил Тони.
– Он до смерти перепуган.
– Да. Бедный сосунок.
Доминик по-прежнему был в красных плавочках, в которых его украли.
Бандиты одели его еще в голубой свитерок, явно слишком большой для него, но не дали ему ни носков, ни тапочек. Когда я вынул его из сумки, он был холодным, но в коврике его тельце согрелось настолько, что я уже ощущал его тепло.
– Мы везем тебя домой, – снова повторил я. Он не ответил мне, но минут пять спустя сел у меня на коленях и выглянул в окно машины. Затем снова посмотрел на меня и медленно улегся, как прежде, у меня на руках.
– Мы почти на месте, – сказал Тони. – Что будем делать? Сейчас всего четыре утра. Она же на фиг в обморок хлопнется, если мы ошарашим ее в такое время.
– Может, она и не спит, – сказал я.
– Да, – согласился он. – Тревожится о ребенке. Может, и вправду не спит. Вот мы и приехали.
Он свернул в ворота Неррити, колеса скрипнули по гравию. Мы остановились прямо перед передней дверью, вышли и позвонили.
Наверху загорелся свет, и спустя довольно много времени дверь приоткрылась – на четыре дюйма цепочки.
– Кто там? – раздался голос Джона Неррити. – Какого черта вам нужно в такое время?
Тони подошел поближе, на свет, падающий из приоткрытой двери.
– Это Тони Вэйн.
– Уходите, – прорычал Неррити. – Я же говорил вам...
– Мы привезли вашего ребенка, – без обиняков сказал Тони. – Он вам нужен?
– Что?
– Доминик, – с насмешливым спокойствием ответил Тони. – Ваш сын.
– Я...я... – закудахтал он.
– Скажите миссис Неррити, – сказал Тони. Наверное, она стояла где-то за спиной мужа, поскольку дверь чуть ли не сразу распахнулась, и измученная Миранда выскочила на порог в одной ночной рубашке. Она какое-то мгновение стояла, словно пораженная громом, не смея поверить. Тут я вылез из машины с вцепившимся в меня Домиником на руках.
– Вот он, – сказал я. – Живой и здоровый.
Она протянула руки, и Доминик отцепился от меня и скользнул в ее объятия, уронив коврик. Он обвил ручонками ее шею и обхватил ее ножками, прилепившись к ней, словно пиявка, – казалось, будто два незавершенных тела слились в одно. Никто не произнес ни слова. Спустя мгновение Неррити сказал:
– Лучше вам зайти.
Тони ехидно глянул на меня, и мы вошли.
– Где вы его нашли? – требовательно вопросил Неррити. – Я же не заплатил выкупа...
– Полиция нашла, – сказал Тони. – В Суссексе.
– А...
– В сотрудничестве с «Либерти Маркет», – ровным тоном добавил я.
– А... – Он был в замешательстве, не понимая – извиняться, благодарить или сказать, что был не прав, отказавшись от наших услуг. Мы не стали ему помогать. Тони обратился к Миранде:
– Ваша машина все еще стоит у отеля, но мы привезли все ваши вещи одежду, стульчик и так далее.
Она рассеянно посмотрела на него, поскольку все ее внимание было отдано ребенку.
– Скажите суперинтенданту Райтсворту, что ребенок дома, – сказал я Неррити.
– А...да...
При электрическом свете я сумел рассмотреть Доминика. Это был милый ребенок с красивой головкой и хрупкой шейкой. Мне-то он показался легоньким, а Миранда от его веса отклонялась назад – они словно приклеились друг к другу, – Удачи, – сказал я ей, – Он отличный мальчишка.
Она безмолвно смотрела на меня, как и ее сын. Мы с Тони выгрузили все их пляжные вещи и сказали, что перезвоним утром справиться, все ли в порядке. Неррити захлопнул за нами дверь, выдавив из себя «спасибо».
– Как думаешь, что нам теперь лучше всего сделать? – спросил Тони.