Парадокс, который, как я утверждаю, лежит в основе психопатии, заключается в том, что знакомое представляется чем-то пугающем, а в то же время новое ощущается как безопасное. Новое – новый мужчина и новая женщина, новая работа, новый ребенок – до тех пор, пока оно остается новым, не меняет образ, не имеет прошлого, которое можно изучать, а потому забавным образом помогает
Лиментани обрисовал благоприятную ситуацию. Однако определенная комбинация ряда факторов, вполне вероятно, может дать нам прототип человека, жестоко обращающегося с женщинами и детьми. Это отсутствие границ, необходимое для того, чтобы вагинальный мужчина мог идентифицироваться и с женщиной, и с ребенком в сочетании с глубоким чувством «ненаполненности собой» (Балинт), поскольку он не интернализировал «другого». С этим связаны его первичная ревность (Ривьере) и его примитивная нетрансформированная ярость. Я думаю, мы должны поставить вопрос о том, что превалирование вагинальных мужчин в контексте изменения наших социальных практик может коррелировать с возрастанием числа случаев жестокого обращения с детьми. Я думаю, что Лиментани указывает на возможность широкого распространения такой «нормальности»: на доминирующий тип гетеросексуальности.
Но это всего лишь один аспект ситуации. Согласно моим предположениям, по причине инфантильного слияния с матерью вагинальный мужчина воспринимает другого человека в латеральном контексте как свое собственное сиблинговое расширение, когда женщины становятся сестрами, а мужчины – братьями. Тот же расклад сохраняется и в случае вагинальной женщины. Следует принять во внимание, что причина этого лежит не только в семье, но и в школе. Отсутствие «закона матери» (глава 2) в совокупности с отсутствием «закона отца» (комплекс кастрации) усугубляется отсутствием пространства для сиблингов/сверстников, в котором жестокость и инцестуозные желания могли бы трансформироваться в уважение права старших. И школе, и обществу надо уделять больше внимания вопросам структурирования отношений в группах сверстников.
Распространенность вагинальных мужчин указывает на то, что, возможно, понятие гендера не просто индифферентно к половым различиям, но сама эта выраженная индифферентность отчасти создает гендер: гендер как отношение между двумя (или более) позициями может позволить этим позициям меняться местами. Если вагинальный мужчина может быть женщиной, и наоборот, то не имеет большого значения, кем быть. Лиментани утверждает, что вагинальный мужчина – это Дон Жуан. С моей точки зрения, это прекрасный пример человека, который всегда в движении, чтобы вновь и вновь убеждаться, что на самом деле ничего не поменялось2. Особенность сексуальности в период после 1960-х годов – это свобода от страха забеременеть, что способствовало распространению донжуанского поведения среди женщин. На самом деле здесь нет ничего уникального (чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить драмы эпохи Реставрации), но общественное признание этого является важной частью социальной ситуации в западном мире. Это ироническая форма психоаналитической пропаганды гетеросексуальности.
Статья Эрика Бренмана «Истерия» (Brenman, 1985) может помочь нам прийти к пониманию того, что есть гендер. Более того, я бы хотела рассмотреть портрет мужской истерии, который нарисовал Бренман. Я думаю, что он описывает тот же самый или очень сходный с ним тип, который Лиментани называет «вагинальным мужчиной». Бренман также обращается к синдрому Дон Жуана (Brenman, 1985, р. 423)3. Его работа посвящена мужской истерии, но созданный им портрет нарисован в гораздо более мрачных тонах, чем портрет вагинального мужчины Лиментани. Он показывает, каким образом в донжуанстве проявляется «отрицание психической реальности». Негативизм добавляет важное измерение к нашей картине, позволяющее установить связь (хотя Бренман этого и не предполагал) с психопатией и жестоким обращением с детьми. Г-н Х Бренмана бездетен и склонен к психологическому насилию над женой.