Скорбь Сатаны

Думаю, ни один мужчина не забудет тот миг, когда встретился лицом к лицу с совершенной женской красотой. Он часто ловит ее отблески на множестве милых лиц – и ясные глаза способны ослепить его, сияя, словно звезды; лицо и волосы – очаровать своим оттенком, как и изящество фигуры, но все это лишь проблески бесконечности. Когда же все эти смутные, преходящие впечатления вдруг сливаются воедино – когда все те формы и цвета, что являлись ему в грезах, отчетливо и полно проявляются в живом существе, что взирает на него с высот девственно чистой, цветущей красоты и чистоты – к его чести, нежели к его стыду, если он потеряет голову от нахлынувших чувств и, несмотря на свою мужественность и грубую силу, превратится в раба своих страстей. Именно это случилось со мной – я был поражен и сдался безо всякой надежды на избавление, когда из тени черных ресниц на меня медленно взглянули васильково-синие глаза Сибил Элтон с тем неопределенным выражением интереса, смешанного с безразличием, которое должно было служить признаком высокородности, но куда чаще смущает и отталкивает чувствительные и искренние души. Взгляд леди Сибил был отталкивающим, и тем не менее я увлекся ей. Риманез и я вошли в ложу графа Элтонского в Хеймаркете между первым и вторым актами пьесы; сам граф, ничем не примечательный, лысый краснолицый пожилой джентльмен с пышными белыми усами, поднялся, чтобы поприветствовать нас, схватив руку Лучо, и принялся трясти ее изо всех сил. (Впоследствии я узнал, что Лучо дал ему взаймы тысячу фунтов на необременительных основаниях, и этот факт частично сказался на столь горячем и дружелюбном приветствии.) Его дочь не сдвинулась с места, но минуту или две спустя, когда он несколько резко обратился к ней, сказав: «Сибил! Это князь Риманез и его друг, господин Джеффри Темпест», она повернула голову и одарила нас обоих тем самым холодным взглядом, что я попытался описать, и едва заметно поклонилась, чтобы обозначить наше присутствие. Ее утонченная красота сразила меня наповал – я не нашелся, что сказать, и сконфуженно стоял в молчании, ощущая полную растерянность. Старый граф отпустил какое-то замечание по поводу пьесы, которое едва достигло моих ушей, и в ответ я пробормотал что-то невразумительное – оркестр, как всегда бывает в театрах, играл отвратно; гул медных тарелок отдавался у меня в ушах, словно шум моря, и я почти ничего не сознавал вокруг, кроме чудесной прелести той девушки, что была передо мной, одетой во все белое, и несколько украшений с бриллиантами блестели на ней, словно капли росы на розе. Лучо заговорил с ней, и я прислушался.

– Наконец, леди Сибил, – обратился он к ней, почтительно кланяясь. – Наконец мне выпала честь встретиться с вами. Я часто видел вас, но лишь издали – так наблюдают за звездами.

Она улыбнулась чуть заметной, холодной улыбкой – едва заметно дрогнули уголки ее прекрасных губ.

– Не думаю, что мне когда-либо доводилось видеть вас, – ответила она. – И все же есть в вашем лице нечто знакомое. Я слышала, как отец все время о вас говорил – нет нужды говорить, что его друзья – мои друзья.

Он поклонился.

– Лишь заговорив с леди Сибил Элтон, столь состоятельный человек уже счастлив, – продолжил он. – А стать и ее другом означает вновь обрести потерянный рай.

Щеки ее залил румянец, но вдруг она побледнела и, дрожа, накинула манто. Риманез осторожно расправил его надушенные складки на ее прекрасных плечах – как я завидовал его изяществу! Затем он повернулся ко мне и поставил кресло за ее спиной.

– Присядете здесь, Джеффри? – предложил он. – Я желаю обсудить некоторые дела с лордом Элтоном.

Самообладание в некоторой степени вернулось ко мне, и я поспешил воспользоваться столь щедро данной мне возможностью снискать расположение юной леди, а глупое сердце мое забилось сильнее, так как она одобрительно улыбнулась, едва я приблизился к ней.

– Вы лучший друг князя Риманеза? – тихо спросила она, когда я занял свое место.

– Да, мы очень близки. Он прекрасный друг.

– Могу представить! – И она взглянула на него, доверительно что-то говорившего ее отцу тихим голосом. – Он необыкновенно хорош собой.