Хотелось бы больше знать о технической стороне всех этих дел, размышлял Фред. Пожалуй, мне лучше приобрести на этот счёт лучшую подготовку и не опережать события. Туг может быть вроде того, как порой просачивается другая радиостанция, накладываясь на…
Взаимные помехи, решил он. Наверняка случайные.
Как вторичные изображения на телеэкране. Функциональное несрабатывание. Ненадолго включился преобразователь.
Он снова перекрутил плёнку. Опять Конни, которая так и осталась Конни. А затем… затем Фред снова увидел, как туда вплавляется лицо Донны, и на сей раз спящий рядом с ней мужчина, Боб Арктур, ненадолго проснулся и резко сел, шаря вокруг себя в поисках лампы. Лампа упала на пол — а Арктур так и сидел, не отрывая глаз от лица спящей девушки — от лица Донны Готорн.
Когда лицо Конни опять просочилось на место, Арктур заметно расслабился — в конце концов лёг обратно и забылся сном. Но очень беспокойным.
Н-да, подумал Фред, теперь от теории «технической интерференции» камня на камне не осталось. И от «печати», и от «взаимных помех». Арктур тоже это увидел. Проснулся, увидел, поглазел, затем сдался.
Господи Боже, подумал Фред и полностью отключил всё оборудование.
— Пожалуй, на сегодня достаточно, — объявил он и неуверенно поднялся. — Мне хватило.
— Что, крутого секса насмотрелся? — спросил соседний шифрокостюм. — Ничего, к этой работе привыкают.
— Я к этой работе никогда не привыкну, — сказал Фред. — Зуб даю.
Глава одиннадцатая
На следующее утро, подъехав на такси, поскольку теперь ремонту подлежал не только его цефаскоп, но и машина, Боб Арктур появился перед дверью «Замочных дел мастера Энгельсона» с сорока баксами в кармане и большой тревогой на сердце.
Мастерская оказалась старой и деревянной, с более современной вывеской и множеством всяких латунных прибамбасов в окнах: затейливые почтовые ящики, хитрые дверные ручки в форме человеческих голов, громадные бутафорские ключи из чёрной жести. Арктур вошёл в полумрак. Как в доме у торчка, подумал он, по достоинству оценивая иронию.
У прилавка, где высились две машины для нарезки ключей, а со стеллажей свисали тысячи заготовок, его приветствовала полная пожилая дама.
— Слушаю, сэр? Доброе утро.
— Я пришёл, — сказал Арктур, — чтобы…
— …расплатиться за мой чек, возвращённый банком. Кажется, он на двадцать долларов.
— Ах, да. — Дама любезно достала запертый металлический сундучок, поискала к нему ключ, а затем выяснила, что сундучок не заперт. Открыв его, она сразу же нашла чек с прикреплённой к нему запиской. — Мистер Арктур?
— Да, — подтвердил он и достал деньги.
— Всё верно, двадцать долларов. — Открепив записку от чека, дама принялась прилежно на ней строчить, указывая, что клиент явился и выкупил чек.
— Очень сожалею, — извинился перед ней Арктур, — но по досадной ошибке я выписал чек на уже закрытый счёт вместо ныне действующего.
— Угу. — Не отрываясь от письма, дама улыбнулась ему и кивнула.
— Был бы также весьма вам благодарен, — продолжил он, — если вы скажете вашему супругу, который на днях мне звонил…
— На самом деле это мой брат Карл, — тактично вставила дама и оглянулась через плечо. — Если Карл с вами разговаривал… — Тут она с улыбкой махнула рукой. — Знаете, порой он так нервничает из-за этих чеков… Извините, если он сказал… ну, вы понимаете.
— Скажите ему, пожалуйста — выдал Арктур заранее заготовленную фразу, — что, когда он звонил, я был не в себе, и за это я также извиняюсь.
— Да, по-моему, он что-то такое говорил. — Дама выложила ему чек; Арктур отдал ей двадцать долларов.
— Какая-нибудь доплата? — спросил он.
— Никакой доплаты.
— Я тогда просто обезумел, — добавил Арктур, бросив краткий взгляд на чек, а затем убрав его в карман. — Дело в том, что у меня совершенно внезапно умер друг.
— Ах, надо же, какое несчастье, — посочувствовала дама.
— Он куском мяса подавился, — после некоторой заминки уточнил Арктур. — Пока был один у себя в комнате. И никто его не услышал.
— А знаете, мистер Арктур, ведь из-за этого случается гораздо больше смертей, чем принято думать. Я читала, что если вы обедаете с другом и он какое-то время ничего не говорит, а просто сидит молча, следует наклониться к нему поближе и спросить, может ли он разговаривать. Ибо вполне возможно, что он не может; возможно, он подавился и неспособен вам об этом сообщить.
— Да, — кивнул Арктур. — Спасибо. Это правда. И за чек тоже спасибо.
— Очень вам сочувствую насчёт вашего друга, — закивала дама.
— Спасибо, — опять поблагодарил Арктур. — Пожалуй, это был мой лучший друг.
— Это так ужасно, — сказала дама. — А сколько ему было лет, мистер Арктур?
— Тридцать с небольшим, — ответил Арктур. Лакману было тридцать два — тут он не соврал.