–Шутишь да? – злобно произнес Гнидов. – Всё, Бибиков, ты дошутился. Во всём твое морализаторство виновато. Я всё уже доложил ректору, не поленился. Рассказал ему о том, как ты с Неверовым якшаешься. Вот и поезжай к нему, дружку своему. Освобождай каморку.
– Вообще-то плата за проживание в университете вычитается из моей зарплаты. Да и какое тебе дело до нас с Неверовым. У него здесь сын учиться, если ты не знал.
– Это потому что на твою зарплату даже квартиру не снять, поэтому и живешь в чулане со швабрами.
– Так может быть я прилета сов жду. – пошутил Бибиков на неверовский манер, но Гнидов его шутку не понял.
– Какие еще такие совы?
Бибиков не стал тому ничего разъяснять, а вместо этого, отворил дверь ректорского кабинета и вошел. Сердитый ректор сидел в кресле за столом и теребил в руках шариковую ручку.
– Так, Бибиков. Ту надпись, что на двери моего кабинета, смыть немедленно! – рявкнул ректор. – И еще. Поговаривают, что ты общаешься с журналистом Неверовым. В этом, я тебе скажу, нет ничего плохого. Я тоже с ним пару раз беседовал насчет его сына. Вот только, я знаю, о чем с ним можно говорить, а о чем нельзя. Ты же, Бибиков, возьмешь, да и выдашь ему какую-нибудь проблему нашего университета. А Неверов возьми и напишет провокационную статью. Дескать, у нас тут образовались антипатриотические кружки и другие пацифистские сборища. Или среди наших студентов завелись почитатели оппозиционера Назольного. И кто будет в этом виноват? Ты, Бибиков будешь во всём виноват.
– Будто я виноват в том, что всё кругом разворовывается и что студенты не хотят жить в милитаристской стране. – ответил ректору Бибиков.
– Ты мне не дерзи, Бибиков. Ты, что совсем страха лишился? Сколько я тебя уже терплю? Пять лет! Целых пять лет ты живешь в университете благодаря мне. Так что, Бибиков прекращай всякие отношения с Неверовым и смой, наконец, эту пакостную надпись.
– Нужно ли смывать правду? Вот, в чем вопрос. – произнес дерзость Бибиков.
– Ты мне тут еще и философствовать смеешь! Ты не преподаватель, Бибиков. Ты всего лишь уборщик. Вот и занимайся своими прямыми обязанностями. Убирайся, Бибиков! – воскликнул ректор, теряя терпение.
– Это, в каком смысле? – спросил Бибиков, но по красному лицу ректора, он понял, что их разговор окончился, и вызванный на ковер, этот самый ковер может сворачивать.
Бибиков вернулся в свою каморку за чистящими средствами, но вместо того, чтобы искать их, улегся на кушетку и задумался.
“Нет, господа, ревнители чистоты кабинетов, но не чистоты совести. Не буду я смывать народную правду. Это вам, ворам, да убийцам, всё хочется историю переписать, хотите смыть правду, вместо нее хотите оставить только имена на дощечках. Ректор такой-то, награжден тем-то. Или президент такой-то, награжден тем-то и достиг того-то. Если законы ему мешают, что ж, перепишет. Придумает обнуление сроков. Обнуление истории. Вот только я тут причем? Не буду я правду смывать, даже под угрозой тюрьмы”. – но потом мысли Бибикова смягчились, ударившись об скалы реализма. – “Тогда меня уволят. И куда же я пойду? А впрочем, чего тут выбирать. Смою эту надпись, напишут другую”. И на том он успокоил свою мысль. А о доносе Гнидова он даже не стал думать. Ведь Гнидов считает, что Бибиков порочит их рабочий класс тем, что Бибиков полнейший трезвенник, да и разные книжки почитывает. От этого чтения умней не становится, но выделяется интеллектуальной любознательностью среди всего университетского обсуживающего персонала. Вот поэтому Гнидов и занимается мелкими пакостями, он всё хочет перевоспитать Бибикова, хочет сделать из него нормального человека. Нормальный человек из Бибикова ну никак не получается. А раз не выходит, то и делу конец, верней, Бибикову конец – таково тупое мыслительное трепыхание Гнидова, на которого и грех обижаться.