Склеп духовных скреп

      “Молодая рота, или по-другому “младрота”, милитаристская организация, развращающая детей. Или Мутинюгенд, если быть предельно честным в выражениях. Омерзительно”. – думал Бибиков, смотря на них. – “Воины, солдаты, армии, генералы, главнокомандующие. Бессовестные сборища убийц. А ведь корень вашего преступного ремесла мне вполне известен. Вначале вы создали идею – будто можно убивать людей, а значит можно и воевать. Но чтобы не воевать, нужно эту вашу идею отвергнуть и заменить её мирной идеей, гласящей о том, что убивать людей всем запрещено. Убивать нельзя. Вояки с тем не согласны. Они хотят, чтобы их враги перестали воевать и распустили бы армии. С этой односторонней капитуляцией и односторонним разоружением они согласны. Но сами-то? Сами-то они не хотят прекращать воевать. Отсюда и армии, войны и призывное рабство. Вот корень вашего вояки зла – идея, от которой вы не желаете отказываться. Это то же самое, когда мужлан, уважая девственность, при этом желает быть блудником. Отсюда растет разврат, отсюда растет и насилие. Начните с изменения себя. Вы изверги рода человеческого”. – обращался он мысленно к военолюбцам.

      Дверца отворилась и в автомобиль сел Неверов.

– Пожалуй, Бибиков и я пресытился здешним трупным зловонием. Души мертвых здесь устроили настоящий шабаш.

– Я тут подумал, Неверов. И решил, что вы правы. Я настоящий декадент, раз я грущу, когда другие радуются.

– Так я всегда прав. – уверенно ответил Неверов. – Не вы одни расстроены. Дьякон Кусаев также оказался вами крайне недоволен, потому с нами обратно не поедет.

– Не удивлен его решению. Я даже хотел бы, чтобы меня назвали врагом их церкви. – ответил Бибиков.

– Это еще почему? – спросил удивленный Неверов.

– Так им заповедано быть добрыми людьми, любящими своих врагов. А любить значит делать своим врагам всяческое добро и оказывать им помощь. Если бы они были действительными верующими, то будучи их врагом, я был бы всячески ими обласкан и любим. Но они не любят своих врагов. Поэтому и вера их ничто. Они не исполняют эту простую заповедь, а значит все их проповеди, лекции бессмысленны. Все их многотомные издания книг всего лишь куча макулатуры. Или же у них помимо людской иерархии, есть еще и иерархия заповедей. Одни им выгодны, другие не очень. Поэтому и произносят то, что привычно их слуху. Но я лично считаю, что раз они выкинули из своей жизни заповедь любви к врагам, так с того момента их религия и умерла. Ведь заповедь подобна органу в теле человека, если перестанет работать, то и весь организм гибнет. Да что тут говорить, когда всё здесь мертво.

– Не преувеличиваете, Бибиков. Я бы не хотел, чтобы религия умерла, пусть прибывает при смерти. Религия – это мой предмет для исследования и препарирования. Вскрывать же труп весьма скучно, поэтому пусть уж продолжает творить безумства на пару с государством. Так куда интересней.

– Поедем скорей отсюда. – пробубнил Бибиков. – Я уже устал от разговоров и уже преисполнился впечатлениями на всю жизнь.

      Обратный путь показался Бибикову томительно долгим, так как он всю дорогу безмолвствовал. Тем временем Неверов вел монолог о каких-то научных открытиях, которые казались Бибикову сложными для понимания. Быстро его утомили неверовские речи, может быть поэтому он пожелал очутиться в своей темной каморке и укрыться там от всего мира. Где он напишет на клочке бумаги несколько фраз: “Религия умерла, но однажды воскреснет. Ведь воскресение – это самое великое мечтание человечества”.

Глава четвертая. Эпидемия безумия

      Морально и физически уставший Бибиков вернулся обратно в университет поздно вечером. Подавленный он кое-где убрался, а после трудов праведных завалился спать, впрочем, и в этот раз он снова долго не мог заснуть, всё продолжая думать об устройстве мира, в котором он живет и который стал ему столь противен. Он думал о том, как бы ему изменить этот мир. Да так и уснул, ничего толкового не придумав.

      А утром Бибиков был призван к ректору университета сторожем Гнидовым. Покуда они вместе поднимались по лестнице на третий этаж, сторож попутно объяснял суть своей проблемы.

– Ну, Бибиков, пустая твоя голова, послушался я тебя. Только беду на себя накликал. Встретил я вчера местных вандалов каллиграфов и, следуя твоему совету, сказал им – “Что это вы негодяи эдакие, пишите, будто наш президент Мутин вор. Об этом всем известно и без вас сопляков. Вы лучше напишите где-нибудь – не воруй, будто заповедь божью, ведь писать заповеди не запрещено. Вот это и будет действительно полезно с вашей стороны”.

– А они что? Послушали тебя? – спросил Бибиков.

– Еще как. Сам скоро увидишь. – прогнусавил Гнидов.

      И вот доковыляли они ватными утренними ногами до двери ректорского кабинета и увидели на этой самой двери знакомую надпись. Крупными буквами было начертано – “не воруй”.

– Что ж, одно скажу. Наши художники точно знали, какую дверь им нужно было превращать в скрижаль завета, и кого именно им нужно было ею вразумлять. – вздохнув сказал Бибиков.