Свет пока не появлялся, а Шило, повинуясь природной упертости, все шел к тому месту, из которого блеснул луч. Через какое-то время Шило оказался на заросшей тропинке. В рассветном полумраке лесная чаща казалась чуть более приветливой, чем в полной темноте. Пашка понял, что поиски Евгении продолжались уже полсуток. За двенадцать часов с ней могло произойти все что угодно. От ужаса и бессилия Шило начал колотить ногами корни деревьев и орать во весь голос:
– Женя, Женя, где ты? Не уходи от меня! Найдись! – Он выл, как неведомый лесной хищник, испытывая дикую душевную боль, животный страх и смятение. Странные звуки вырывались из его груди, никогда прежде ему не было так тоскливо, одиноко и страшно. Прерывистые всхлипывания перешли в затяжной вой, Пашка колотил руками по дереву и выл диким, нечеловеческим голосом:
– Не забирай ее, не забирай!!! Я тебя прошу, оставь ее в покое!!! – Пашка упал на колени и уронил голову, подперев ее руками.
– УУУУУУУУУУУУ, гадство… Уууу, гадство…
Он не знал, сколько времени провел в этой своеобразной молитве, пока не услышал рядом с собой спокойный, твердый голос:
– Успокойся, Шило. Помоги.
Пашка поднял глаза. Рядом с ним стоял огромный Георгий, возникший из леса, как привидение. На руках он держал маленькое, очень маленькое и очень безжизненное тело Евгении. Ее тонкие ручки болтались, как плети, голова прислонилась к мощной груди кудесника, волосы растрепались и падали на лицо, закрывая глаза и щеки. Одежда Жени была похожа на нищенские лохмотья – ободранная о кусты и забрызганная глиной, она выглядела, как будничный наряд вокзальной побирушки. Шило все еще не мог встать. У него в голове крутился единственный вопрос.
– Жива, жива. – Пашка не удивился, что Георгий ответил на него. – И будет жива, если перестанет страдать дурью. Помоги, я сказал.
Пашка поднялся на ноги, отряхнул колени и от радости почувствовал, что к нему вернулись силы. Даже не вернулись, а накрыли огромной волной, переполнив до краев все тело.
– Давай, – сказал он, – я понесу.
– Не надо, мне не тяжело. Возьми только фонарь, а то неудобно. Подсвечивай дорогу.
Шило покорно снял фонарик с запястья Георгия и зашагал впереди. У него было много вопросов, но задавать их сейчас он считал неуместным.
– Спрашивай, чего хотел? – снова считал информацию кудесник.
Пашка собрался с мыслями. Он так и не решился спросить то, что действительно волновало его больше всего на свете.
– Первое – нужно забрать Валентину с Кирюхой.
– Не суетись, они уже дома. Видишь, фонарь у нас – значит, кто-то мне его передал?..
– Второе… – запнулся Пашка. – Мне кажется, что я тебя где-то видел, как будто ты мне знаком в прошлой жизни. Черт, – выругался он, – не могу объяснить.
– А ты смоги, – с нажимом велел доктор.
– Как ты здесь оказался, как ты меня нашел? – выпалил Пашка и сам испугался своей прямоты. – Ты леший, что ли?
Ему показалось вдруг, что Георгий вздохнул с облегчением, будто ждал совсем другого вопроса.
– Ты все еще удивляешься… – разочарованно констатировал доктор. – Я не тебя нашел. Сначала я отправил Валентину с Кирюхой. Они бы тебя ждали неизвестно сколько. Ушли только после того, как я пообещал не приходить без тебя. Потом вот ее отыскал, поймал уже перед трассой, и то потому что она отдохнуть присела и повалилась. Я ее и прихватил. А ты – куда ты денешься… Я эти места как свои пять пальцев знаю, по запаху могу сказать, кто, когда и зачем проходил мимо.
Пашке показалось, что Георгий переоценивает свои возможности.
– Чего же ты сразу не пошел ее искать? – задал он коварный вопрос.
– Чего-чего, – передразнил кудесник. – Того! Ты даже не представляешь, как противно иногда бывает, когда смотришь на человека и знаешь каждую мыслишку, пробежавшую в его голове. Знаешь день и час его рождения и дату смерти, мысли и желания, номер машины и адрес родителей… Иной раз так мучительно бывает от того, что ты не можешь помочь больному ребенку и спасаешь убийцу, что не имеешь возможности позвонить душегубу-хирургу и заставить отменить смертельную операцию… Господи, лучше бы этого не знать… Но самое страшное – физически чувствовать себя другим человеком, терпеть его боль, душевную и физическую, переносить его страдания, сложенные со страданиями всех, кто его окружает…
Георгий вздохнул и подытожил:
– С другой стороны, это дано не каждому. Но если дано, значит, заслужил…
Последняя фраза стала загадкой для Пашки. «Заслужил за хорошее поведение или за плохое…» – подумал он, но спрашивать не стал. Георгий и так слишком разоткровенничался.
Оставшийся путь они проделали молча, только пару раз Шило предложил Георгию обменять Евгению на фонарь. Тот отказался. И снова его слова показались неоднозначным:
– Да уж донесу. Видно, каждому его ноша должна вернуться…