Скажи что-нибудь хорошее

– Кто успел, тот и съел, – равнодушно и дежурно констатировал он, передвигая мусорную тележку к следующей кровати. Правда, потом обернулся и злорадно сообщил:

– Ты здесь не у бабушки в гостях. Заначки из еды надо прятать как следует.

– Учись, пацан, – загоготал пожилой мужик с соседней кровати.

Моте не хотелось снова учиться в больнице. Тем более у мужика, сплошь покрытого татуировками. Матвейка знал, что татуировки у зеков всегда что-то означают. Но как разобраться, что значит просто одно, целиком разрисованное тело, на котором можно было отыскать и портреты, и картины, и надписи, и, кажется, даже пейзажи… Матвей зарылся в подушку. Он думал, что все складывается не так красиво, как он мечтал. В «Крестном отце» бандиты были большими людьми, им все подчинялись, татуировок не было ни у кого, они вели себя вальяжно, красиво одевались, любили роскошных женщин… И никто из них не лежал в тюремной больнице со сломанной следователем конечностью. Даже погибали они красиво: в перестрелках, в бою, как благородные рыцари. Полицейские выглядели в кино жалкими, глупыми и смешными. Но на фоне Каморкина поражали своим интеллектом и ухоженным видом. «Да, – вздохнул про себя Мотя, – как-то все плохо начинается».

В больницу следственного изолятора Матвей попал из-за высокой температуры. Из-за нее же избежал общения с Каморкиным, от которого ничего хорошего ждать не приходилось. Старшина немного испугался, когда пришел побеседовать с подозреваемым в КПЗ. Подозреваемый нес полную чушь, метался и отвечал на вопросы невпопад. Каморкин хотел было наказать непокорного задержанного, но загипсованная рука мальчишки пробудила остатки совести милиционера. Версия, что Матвей не притворяется, а действительно бредит, была признана рабочей и заставила участкового действовать согласно правилам. Матвей был отправлен в госпиталь. Следом за ним поехали его, а скорее, Каморкина, признательные показания, в соответствии с которыми судья определила для подсудимого Орлова шесть лет лишения свободы в колонии для несовершеннолетних. Пока толстая неопрятная женщина с молотком в руке скороговоркой зачитывала решение суда, Матвей анализировал ситуацию и размышлял о будущем. Ему было немного страшно. Во всем происходящем было какое-то несоответствие. Тюрьма точно не входила в жизненные планы Матвея – он считал себя хорошим человеком, которому просто не повезло с семьей. Кто такая эта неприятная бабища, чтобы наказывать его, Мотю, лишением свободы, да еще и на шесть лет? Он ее видит впервые в жизни, она его – тоже; ничего не зная о нем, его жизни, не зная Каморкина, который заварил эту кашу, как может она, чужая, неприятная, злая, заплывшая жиром бабища решать судьбу пацана, у которого даже нет документов? Фактически Матвейка мог придумать себе любую биографию, возраст, имя… Он покувыркал в уме имена, которые казались ему подходящими. На первом месте стояло имя деда. На втором – имя Аль Пачино из фильма. Интересно, оценят его новые товарищи, если его будут звать Майкл. Майкл Корлеоне.

Впрочем, Мотя колонии не боялся. Он даже радовался, что попал не в приют для беспризорников, не в детский дом, а во взрослую жизнь, к таким же, как он, людям с неоднозначной судьбой. После того как дед Иван загремел в тюрьму, Мотя свято верил, что туда могут попасть и хорошие, ни в чем не повинные люди. Похоже, пришел черед проверить эту версию на собственной шкуре. Матвей искренне считал, что ни в чем не виновен. Он просто жил и добывал только то, что необходимо для жизни. Ну что ж, если за это его отправили в колонию, так тому и быть. За себя Матвейка как-нибудь постоит. Как только заживет рука, он начнет отрабатывать удары и приемы, и пусть только кто-то попробует к нему прикоснуться. За последний год Матвей стал еще крепче и сметливей. Он точно знал, чем он займется в колонии. Выйдя оттуда, он не мог позволить себе быть дураком.

30. Георгий

Пашка был немного обескуражен. Он понимал, что в его жизни и понимании людей происходит нечто необычное. С одной стороны, это было просветление и обретение нового сознания, с другой – он бы с удовольствием остался прежним парнем двадцати пяти лет от роду по кличке Шило. Он прекрасно чувствовал себя в том статусе, но в сегодняшнем положении находил что-то новое и огромное, чего сам не мог для себя объяснить. Все люди, которых он встретил в этой забытой Богом дали, стали вдруг ему близкими, понятными и теплыми, что ли. Он не понимал, как можно полюбить сто процентов людей, с которыми знаком меньше месяца. А он не только любил, он чувствовал себя ответственным за них. Даже Георгий – кудесник, казалось, нуждается иногда в помощи и поддержке.