Скажи что-нибудь хорошее

В ответ ни единого звука. «Будто вымерли все», – подумал Шило и сам испугался своих мыслей. Он решил ждать, сколько надо, и опустился на пол, прислонившись спиной к стене, подперев ладонями щеки. В эти минуты его не волновало ничто; даже мысли о Валюше не прокрались в голову, занятую Жениной жизнью. Пашку мутило, ему было плохо. Так плохо, что самому не хотелось жить. Он чувствовал слабость и тошноту, она то подкатывала, то отступала, приступы слабости возникали внезапными волнами, и в эти мгновения не хотелось жить, через некоторое время накатывала темная лавина и полоскалась в голове, как вечерний прибой. Иногда в сознании возникали яркие вспышки алого свечения, которые расплывались кругами в разные стороны, от этой яркости становилось страшно и как-то безнадежно. Хотелось прогнать эти расплывчатые круги, но их становилось все больше, и чувство безнадежности вновь сменялось ощущением непреодолимого животного страха. Внутри все разрывалось от странной нарастающей боли, которая словно стремилась вырваться наружу и освободиться от тесной оболочки органов и тела, но молодой организм сопротивлялся и удерживал ее, заставляя расти и атаковать с новой, увеличенной силой. Пашка где-то внутри понимал, что источником боли является яркий красный свет, и старался прогнать его из сознания, поменять на голубой, зеленый или черный, но от этих попыток свет становился только ярче и агрессивней. В конце концов Шило сдался. Он хотел произнести это вслух, но горло пересохло настолько, что вырвалось только шипение:

– ААААххх…

Пашка очнулся в своей комнате через двое суток. Сначала он не мог вспомнить, что произошло, как он попал в эту деревянную сказку, где находится и по какому поводу, но, увидев рядом с собой Валюшу, моментально прозрел и вернулся к жизни. Валентина спала, свернувшись калачиком на раскладушке. Выражение ее лица было настолько детским, что Пашка даже хихикнул про себя. Она подперла щеку кулачком, приподняв уголок верхней губы, длиннющие ресницы чуть подрагивали, сама Валя всхлипнула несколько раз, тело откликнулось на всхлипы нервной дрожью. На столе рядом с Валентиной располагалось огромное количество пузырьков, баночек и плошек. Пашка не торопился объявлять себя воскресшим. Ему почему-то нравилась текущая ситуация. Он тихонько встал с кровати, подобрался к Валюше и осторожно, слегка прикоснувшись губами, поцеловал ее в щеку. Он почувствовал соленый привкус и понял, откуда он взялся. Валюшина щека искрилась соляными кристаллами, засохшими несколькими тонкими ручейками. Пашка вдруг почувствовал себя могучим, невероятно добрым и счастливым.

...

Если бы я знал, что слышу твой голос в последний раз, я бы записал на пленку все, что ты скажешь, чтобы слушать это еще и еще, бесконечно. (Габриэль Гарсиа Маркес)

31. Матвей

Колония для несовершеннолетних располагалась на берегу реки со странным названием Белая. Впрочем, это не имело значения, так как реку загораживал высокий забор, за которым не было видно ничего. Из малюсенького окна Матвейкиной комнаты можно было увидеть только тюремный двор и прогулочную площадку, заваленную мусором. Иногда рядом с мусорной кучей копошилось крысиное племя, с аппетитом выискивая остатки зековской трапезы. Иногда Мотя с интересом наблюдал за крысами, сравнивая их поведение с поведением людей, и находил, что одни от других мало чем отличаются. Например, большие взрослые крысы с удовольствием гоняли более слабых и маленьких. За три дня изучения крысиной жизни Мотя установил: чтобы добраться до еды, жирные крысиные короли отправляли в дорогу слуг. Те преодолевали все препятствия и, не съев ни кусочка, приносили пищу своим начальникам. Все происходило так, как будто они распределили между собой роли: были два начальника, которые вообще никогда не отправлялись за питанием, два раба, один независимый и один никакой, который питался крошками с пола. Процесс потребления пищи происходил следующим образом. Крысы-рабы отправлялись за пищей, которую покорно доставляли боссам. Лишь когда те насыщались, подчиненные имели право доесть остатки пищи.

Крысы-эксплуататоры сами никогда не отправлялись за едой. Чтобы наесться досыта, они ограничивались тем, что постоянно давали взбучку своим шестеркам. Независимый был довольно сильным, чтобы самому достать пищу и, не отдав ее эксплуататорам, самому же и съесть. Наконец, самый слабый, которого били все, боялся и не мог устрашать, поэтому доедал крошки, оставшиеся после остальных крыс.