Скажи что-нибудь хорошее

После того как Мотя ушел из палаты, прошло шесть часов. Мужики-соседи нервно молчали, кто-то выходил курить каждые пять минут, кто-то мерил шагами коридор, кто-то молча лежал в койках. Феня дергалась первые полчаса задержки, а потом решила, что должна сообщить матери, которая поселилась неподалеку в малюсенькой гостинице. Феня чувствовала себя виноватой, что не уследила и не знала, как смотреть матери в глаза. С другой стороны, она была готова к подобному исходу – больно шустрый и непокорный рос малец, да и последний разговор с ним вселял определенные опасения. «Мать есть мать», – вздохнула Феня и поплелась с докладом в гостиницу.

На вахте отеля дежурил в стельку пьяный дед, который не мог даже поднять голову от стола.

– Проходи, сестра, – благородно пригласил он. – Все свободно. Одна комната занята. – Последнее усилие по работе окончательно срубило деда, и он заснул мертвецким сном, не слыша вопросов и ничего не видя вокруг.

Медсестра сначала поискала журнал записи постояльцев. Не найдя ничего похожего, она махнула рукой и решила, что единственный занятый номер как-нибудь отличит. Слава богу, в гостинице их было всего пять. Действительно, найти жилую комнату не составило никакого труда. Из нее доносились смех, брань и громкий пьяный разговор. Феня вежливо постучала. Никто не пригласил войти. Тогда она решительно открыла дверь и тут же пожалела об этом. Полуголая мать Матвея расположилась на коленях у санитара Фениной больницы, он яростно наминал ее огромные сиськи и приговаривал:

– Вот ты б…, первосортная б…

На маленьком потрепанном столике стояла початая бутылка спиртового раствора, знакомого Фене не меньше, чем санитар, а рядом на полу отдыхали еще три бутылки, уже пустые.

Феня поначалу немного растерялась, но, вспомнив симпатичную мордашку, которую опекала больше двух месяцев, плюнула на приличия.

– Ваш пацан сбежал, мамаша! – выдала она.

Никто не вскочил на ноги и не закричал «Не может быть! Куда же вы смотрели?!» Светский вечер продолжался как ни в чем не бывало.

– Слышите, мамаша, вы своего парня можете никогда больше не увидеть! – громко и выразительно сказала Феня. Это произвело впечатление.

– Че орешь? Я и так своего парня видела всего один раз в жизни… Он сейчас со мной. – Зойка захохотала глубоким красивым смехом, и ее груди заколыхались верх-вниз и затряслись мелкой дрожью. Санитар впечатлился и еще крепче зажал предмет страсти.

– Слышь, Фень, че пристала, не видишь, некогда нам?

У Фени глаза заискрились ненавистью:

– Скажи своей бабе, что ее сын, Матвей, сбежал из больницы. – Она развернулась и с чувством выполненного долга вышла. Теперь ДОРОГАЯ АГРАФЕНА знала наверняка, что Мотя не просто сбежал, культурно обменявшись с ней координатами, она поняла, что пацан либо выстроит свою, другую, жизнь, либо умрет. Так жить, как хотела бы Зойка, он точно не станет.

20. Георгий

Ночь, проведенная в комнате с Евгенией, была ужасной. Пашка не сомкнул глаз, хотя за день устал смертельно. Пашке почему-то казалось, что именно ночью может случиться самое плохое, он прислушивался к каждому шороху, к стонам и бормотанию Евгении, ожидая, что у нее вот-вот начнется приступ ярости, как это случилось перед сном. Шило не понимал, что ему делать в этом случае. Он пытался разобрать несвязный бред Жени, несколько раз подходил к ней, наклонялся и прислушивался. Ему мерещилось, что она все еще хочет прогнать кого-то или борется с врагом, поэтому мечется, машет руками, бормочет странные заклинания… Шило снова попытался заснуть, закрыл глаза, но видел только разноцветные пятна, хаотично мелькающие в подсознании. Он изо всех сил попытался представить белые облака в виде овечек, проплывающих одна за другой, как делал в детстве для того, чтобы заснуть, но тщетно. Мозг отказывался выключаться, тревога съедала изнутри. Он бы прогулялся, но не мог оставить Евгению одну, хотя та уже с полчаса молчала, не издавала ни звуков, ни стонов, и это тем более тревожило. Когда она металась и бормотала, было по крайней мере понятно, что жива… Пашка снова вскочил на ноги и метнулся к Жене, послушал дыхание и отметил, что оно стало спокойней. «Господи, пусть ей станет легче, – в который раз попросил он всемогущего и посмотрел в окно. Похоже, начинало светать. Ночная темнота потихоньку смешивалась со светом восходящей зари. – Неужели прошла ночь?..» – подумал Пашка и обрадовался, что они с Евгенией пережили еще одни сутки – ужасные в своей непредсказуемости и обреченности. Он присел на свою лежанку и задумался. Внезапно дверь отворилась, и в комнату уверенно вошел Георгий. В одной руке он держал горящую свечу, в другой – металлическую цепь крупного плетения, на цепи болтался огромный круглый брелок непонятного назначения. Сам доктор был свеж и опрятен, он сменил вчерашний наряд на точно такой же, только чистый. Те же очки на кожаной веревке, длинные волосы, собранные в хвост.

– Стучаться надо! – враждебно заметил Пашка. Он немного испугался от неожиданного вторжения. – И свечу уже можно погасить. Рассвет на дворе!