Чтобы несколько отвлечься от навязчивых размышлений, Пургин раскрыл принесенный еще утром том Брэма.
От описания яркоцветных тропических тарантулов, размером со спичечную коробку, от пересказов легенд, окружающих смертоносных пауков, думы Пургина возвращались к случаю в кабинете спецчасти.
Отложив официальную переписку, Пургин стал просматривать местную корреспонденцию. Его внимание привлек голубой конверт с красной рублевой маркой.
Несмотря на поздний час, Ганин все еще сидел у себя в кабинете, изучая справку, только что полученную из УКГБ. Зазвонил телефон, и майор услышал непривычно торопливую речь начальника главка.
– Товарищ майор, говорит Пургин. У меня неприятный случай. Спешу к вам.
«Опять что-то стряслось», – обеспокоенно подумал Ганин и заходил по кабинету.
Не прошло и трех минут, как появился Пургин. Он был бледен.
– Вот, пожалуйста, – протянул он голубой конверт. – Читайте.
Адрес был написан твердым почерком, печатными буквами:
Внутри находился второй конверт из плотной черной бумаги, в какую обычно пакуют фотопленку. Ганин с неожиданной живостью бросил оба конверта на стол:
– Отпечатки! – чуть не закричал он. – Сотрем отпечатки пальцев! – И, достав металлический пинцет, майор извлек им лист плотной бумаги, на котором стояло всего семь слов:
Письмо было написано теми же крупными печатными буквами, синими чернилами.
– Н-да! – только и мог выговорить Ганин.
– И, заметьте, что написано на бумаге Главурана!
– Скажу прямо, Аркадий Аркадьевич, – после некоторого молчания произнес Ганин, – не могу сейчас разобраться. Одно идет на другое. Перешлем письмо Язину.
По лицу офицера Пургин видел, что положение серьезное.
Вызвав по телефону Скопина, майор положил письмо в коробку с пробковым дном.
– Езжай! Охранять тебя будет Синцов!
– Охранять? – удивился капитан, поймав себя на том, что голос его неестественно громок.
– Все это очень неприятно, – продолжал разговор Ганин. – Да, садитесь, прошу, – спохватился он, только сейчас заметив, что начальник главка стоит перед ним. – Видно, начинается каша. Скажу прямо, необходимо спокойствие. – Майор чувствовал, что ему самому недостает его. – Посмотрим, не придет ли завтра вторая угроза. Если они пришлют письмо и завтра, приставим к вам человека, или же придется денька три-четыре побыть «в командировке». Впрочем, вернется Скопин, будет яснее. – Задумавшись на минуту, Ганин вдруг поднял голову. – А что, если враг просто хочет выжить вас из вашего кабинета? И как раз на послезавтра? Чтобы провести там какую-то операцию. Конкретно: он хочет, чтобы вас не было в кабинете 19 июля. – Помолчав, Ганин попросил: – А теперь расскажите, пожалуйста, как вы получили письмо.
Пургин положил ногу на ногу, сложил руки на колене и начал:
– Как обычно. Секретарь принес пачку служебных писем, и среди них это – голубое, с рублевой маркой. Странно, почему местное письмо отправлено авиаконвертом? Я вскрыл его – и сразу к вам.
Майор терялся в догадках: «Зачем врагу убивать Пургина? Он шпионов не ищет. Скорее он мог бы убить Скопина, меня, и прежде всего – Язина, если знал бы о его существовании. Нет. Здесь что-то не то».
Забыв о присутствии начальника главка, майор весь ушел в анализ причин, побудивших врага послать это анонимное письмо. Его разум, привыкший к строгой логике, строил одно умозаключение за другим, и Ганин все более убеждался, что отправка письма Пургину нелогична, даже несуразна.
И здесь у майора мелькнуло страшное предположение: «А не враг ли Пургин? Он хозяин Главурана. Никто, кроме него, не может открыть стальную дверь в бронированный кабинет. Это письмо он послал себе сам, чтобы отвести от себя даже тень подозрения».