Всё было и всё забыто —Ехидные пересуды,И взгляд чужой и несытый,И злобного хлама груды,Всё было и всё забыто…А радость осталась и память,О счастье живая памятьТрепещет, как жаркое пламяНад нашей судьбой, над нами.И поздние зори в МедонеВ лесном непролазном раю.Венчали весенние кроныПрекрасную юность твою.………………………………Проходят безумства и страстиИ тонут, как утренний дым.И всё-таки, скажешь: а счастьеВедь было! Твоим и моим.1946–1947, Париж.«Вот так и жизнь…»
Вот так и жизнь,Суровая,Простая,Лишь озарённая сияньем слов,Как синий дымВосходит ввысь и таетВ безмолвии осенних вечеров.«Трепещут тополя в осенней синеве…»
Трепещут тополя в осенней синеве.И облака — густые хлопья ваты —Медлительно идут, и тенью по травеСбегают вниз по солнечному скату.Летят над сжатыми полями журавлиИ в небе крик протяжный и печальный.О чём кричат? — о днях первоначальных,О жизни, о судьбе, о людях, что ушли.«Во всём, во всём: “мне кажется”, “быть может”…»
Во всём, во всём: «мне кажется,«Быть может»,Наш ум беднее нищенской сумы.Вот почему мы с каждым днём всё строже,Всё сдержаннее и грустнее мы.Ничтожна власть людских ключей и мер.Но этот путь — труднейший — слишком горек.Бесспорно — человеческое горе,Любовь бесспорна,И бесспорна смерть.«“Река времён”… сутулится Державин…»
«Река времён»… сутулится Державин,Седая наклонилась голова.И в пушкинской не потускнеют славеПронзительные горькие слова.Что в долгой жизни сердце пережило,Всё, что вобрал и слухом и умом,Всё — в восемь строк.И свежие чернилаПрисыпал тонким золотым песком.«Вянут цветы. Осыпаются листья…»
Вянут цветы. Осыпаются листья.Но весна возвращается вновь.Только мне не уйти от мысли —Как лениво, почти без смыслаЖизнь размотана и любовь.Под чужим, но под милым небомКрест обвит зелёным плющом.Оба мы — «не единым хлебом»По земле той бродили вдвоём.Тосковали всю жизнь по России.Пели песни.А жили совсем как-нибудь.Замыкается круг.И впервыеСтало ясно: кончается путь.Ирине («В эти дни порывисто и скупо…»)
Война безжалостно и властноИх зачеркнула навсегда.Ю.С.