Синий дым

Левицкий. Выдающийся молодой ученый, с самого начала оккупации в 1940-м году принял активное участие в подпольном Сопротивлении. Арестованный гестапо, держался перед немцами с исключительным достоинством и храбростью вызывающими восхищение. Шарль де Голль».

Борис Вильде и Анатолий Левицкий в первые же месяцы оккупации организовали у себя в Музее подпольную типографию и 15 декабря 1940 года в оккупационном Париже вышел первый номер подпольной газеты «Резистанс» («Сопротивление»). Так редакторы этой газеты — Борис Вильде и Анатолий Левицкий — определили борьбу с оккупантами. Таким образом, именно им принадлежит этот термин: «Резистанс», вошедший в историю Европы в эпоху Второй Мировой войны.

Вильде развивает необычайную активность — помимо редактирования подпольной газеты, он занимается агитацией, переодевается в форму немецкого офицера, проникает в воинские части врага, перебрасывает французских солдат и офицеров в Англию к де Голлю.

Гестапо напало на след организации, и участники ее были арестованы. 8 января 1942 года в тюрьме Френ начался суд над восемнадцатью участниками организации «Музея Человека». 23 февраля приговоренные к смерти были расстреляны на Монт-Валериен. Вильде и Левицкий отказались от повязок и встретили смерть, мужественно глядя в дула немецких винтовок.

Приятель Бориса Вильде поэт Юрий Мандельштам смотрел на вещи иначе. Он сотрудничал в правой газете «Возрождение», печатал стихи, литературоведческие и критические статьи, разделяя, видимо, взгляды этой части эмиграции. Но во время оккупации погиб он тоже трагически. Немцы установили комендантский час, специально для евреев: после двадцати часов нельзя было выходить из дому. Мандельштам жил на первом этаже. Иногда, по вечерам, он поднимался на четвертый этаж в том же Доме, к соседям, поиграть в карты. Какой-то негодяй проследил за ним и донес немцам. Гестаповцы сделали внезапный обыск, и сколько его жена — поэт был женат на дочери композитора Игоря Стравинского — ни убеждала гитлеровцев, что муж ее никуда из дома не выходил, а только поднялся двумя этажами выше, к соседям, ничто не подействовало. Мандельштама увезли в лагерь Дранси, под Парижем, а затем перевезли в Германию. Он оттуда больше не возвратился.

Надо сказать, что в день, когда фашисты неожиданно, подло и коварно напали на Россию, в этот день русская эмиграция фактически перестала существовать. За рубежом осталась масса русских людей, охваченных печалью за беду, которая обрушилась на их родину. Были, конечно, и отщепенцы, фашиствующие молодчики и некоторые старики, утратившие всякий реальный смысл событий. Они перебежали в стан врага, надеясь, что с победой фашистов сбудется их безумная мечта — восстановление прежней России, которую они оставили. Для нас же, как я уже говорил, это были изменники Родины, и мы их перестали считать русскими.

Победа наступила. Советское правительство, учитывая настроения русских людей за рубежом, Указом Верховного Совета от 14 июня 1946 года дало всем желающим советское гражданство, менее чем через месяц мы получили советские паспорта. Мы вновь приобрели Родину, стали ее полноправными сыновьями и могли вернуться домой.

Как-то на одном из посольских приемов я разговаривал с послом СССР во Франции А.Е. Богомоловым и попросил его посоветовать мне, какой город выбрать для возвращения. Я надеялся на Родине работать по моей второй специальности: художником-графиком, научным иллюстратором по биологическому профилю. Мне нужен был город с соответствующими научными учреждениями.

— Поезжайте в Алма-Ату, — сказал мне посол, — там Академия Наук, много научных учреждений, там вы сразу устроитесь.

И вдруг мне ударило в голову: Алма-Ата! Да ведь это Верный моего покойного дяди! И больше не стал задумываться.

По ряду обстоятельств, от меня не зависящих, в Алма-Ату я приехал в середине декабря 1955 года.

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Юрий Борисович Софиев