Сингулярность 1.0. Космос

Прелесть. Тонкий инструмент у меня в руках, «журавлиная шея», замер на считаное мгновение – и вновь коснулся розовато-серой массы. Раньше меня забавляли разговоры во время операций на открытом мозге – можно заставить бедолагу сболтнуть все что угодно, как сейчас: я перезагружаю крохотный чёрный ингибитор в височной доле, и умственная энергия захлёстывает Боуна обескураживающей волной. Он думает, что просто хочет поболтать о чём-то, скрасить время, даже не представляя, насколько глупо выглядит. Я нажала кнопку, человек заговорил.

Теперь для меня подобные разговоры – не более чем привычка. Я даже шутить стала плоско и неизобретательно – изысканные шутки нужны, чтоб проникать в мозг сквозь уши, а мне это зачем? Вот он, мозг, как на блюдечке.

– Я бы согласился даже на саркому за… пару миллионов. – Он посмаковал эту мысль. – Ну, не за пару. За тройку.

– Будь у тебя столько бабла, ты бы никогда не посетил это чудесное место, – проворковала я, осторожно вынимая из его неокортекса ножку ингибитора, – не встретился бы с кудесницей вроде меня.

Боун снова хохотнул, опасно дёрнувшись в кресле.

– Ещё заработаю. И скоро… М-м… Я уже говорил, что лечу на Луну? Это очень ответственная командировка! Кого попало туда не берут.

– Говорил. Трижды. – Я не стала продолжать: вряд ли Боун сейчас способен въехать в такой изящный концепт, как сарказм.

– Совсем один… – в его голосе засквозила печаль, неуместная, как дыхание свежего воздуха в этой дыре. – Целых полгода.

Мои пальцы дрогнули. Моторика ни к чёрту. Пора завязывать с дешёвыми стимуляторами. Пора было лет пять назад.

– Почти готово, – улыбнулась я, на этот раз – с подобием искренности. Работа, доведённая до конца, до сих пор числилась в коротком списке того, что приносит мне удовлетворение. – Посиди минутку спокойно, пока я найду крышку для твоей банки с тушёнкой.

К моему удивлению, Боун не издал и единого смешка. Вместо этого он протяжно выдохнул – и спросил:

– Это точно сработает? Твоё «эксклюзивное лекарство от одиночества».

– Операцию делала я – значит, всё сработает.

– Хотя бы расскажи, что именно ты там выкрутила?

Моими услугами пользуются два типа людей: те, кто и без того всё понимает, и те, кто ничего не поймёт, даже если им растолковать. Боуна к первым никак не отнесёшь, но чёрт, клиент ведь имеет право знать, что я расковыряла в его голове за его же деньги?

– Ничего сложного, – сама удивилась, как бойко взялась за объяснения, – перепрошила твой ингибитор. Теперь он не подавляет, а усиливает мозговую активность в височных долях, и ещё кое-где. Так что он теперь, технически, даже не ингибитор, а… актуатор? Впрочем, какая разница, если он работает.

– А это… не опасно?

– С мозгом играться вообще опасно, – я осторожно ослабила фиксаторы и принялась надевать на его бритый скальп заживляющий шлем, – и всё же ты тут. Побочных эффектов, по крайней мере, у меня не бывает. Всё как заказывал: у тебя будет эффект присутствия. Словно ты не один, хотя на самом деле ты, конечно, один. Но ведь нет разницы между настоящими людьми, и теми, что у нас в голове. Это – первое, что понимает каждый, кто имеет дело с мозгом. Что мы живём внутри него. Говоря с обычными людьми, мы на самом деле говорим с их образами в сознании. У тебя будет так же – только без первого звена. Поверь мне. Никакой разницы.

– Ты волшебница.

Я криво улыбнулась:

– Нет. Я обычный техник. Подкрутила пару гаек тут и там, – такие «специалисты» как Боун никак не уразумеют простую идею, что в башке у нас – та же машина, лишь посложней спаянных на фабрике из микросхем.

Клиент поднялся из кресла, разминая затёкшую шею. Я молча наблюдала, как его тонкие пальцы скользнули во внутренний карман жилета и выудили оттуда кредитку.

– Если всё так, как ты говоришь… должен сказать, это – настоящее непаханое поле. Почему это вообще нелегально?

Я выставила перед собой запястье, в глубине которого, укутавшись в плоть, таился мой универсальный смарт-чип. Деньги, генетика, даже грязные секреты – всё там. Кроме того, такая штука внушает другим особое доверие – разве не хорош доктор, копающийся в твоём теле, если он уже покопался в своём без последствий?

– Это нелегально потому, что твой ингибитор – собственность КреаКортекса, – устало отозвалась я. – И его прошивка – тоже.

Боун понимающе дёрнул бровями – и уже было поднёс к моему запястью кредитку, как я молниеносно отпрянула:

– Чёрт возьми, Сэм! Это у тебя золотая карта сотрудника?

Он сдвинул к переносице брови:

– Да. Это часть корпоративных привилегий, входит в соглашение о моей командировке.

– Убери. – Я отмахнулась от этого куска пластика, словно от несвежего носка. – Одна-единственная транзакция, и ты покойник. Я, может, и успею сняться с места, а вот твои данные у КреаКортекса в руках целиком. До конца жизни не расплатишься.

«Да ещё и работы лишишься», – почти произнесла я, но ощутила привычное безразличие. Давно уже пора выучить простой урок: люди не перестают совершать глупости от того, что ты дал им совет их не совершать.

Я сама это прекрасно знала – на личном, прискорбном и грязном опыте.