Синева небес

В это время официант принес каждому серебряный чайник и пирожницу, устроенную в виде трехъярусной пагоды, где на тарелочках были разложены маленькие сэндвичи, европейские пирожные на один зубок и горячие сдобные булочки.

— Какая роскошь!

— Ерунда! Просто три тарелки, установленные одна над другой, — в голосе женщины зазвучали ожесточенные нотки.

— Послушайте, а как ваше имя? — Фудзио пристально посмотрел ей в лицо.

— Нельзя ли без имени? — спокойно поинтересовалась женщина.

— Но я хочу знать ваше имя. Мне интересно, какое имя может быть у такого интеллигентного человека, как вы?

— Имя — это какой-то символ.

— Но…

— Ну, Ханако.[32]

— О, нет, неужели, такое красивое имя! Наверное, вы бывали в Венеции…

— Да, доводилось. Проездом. О несчастном случае — о том, что труп японца плавал в канале, — вероятно, писали в газетах, но я не припомню такого.

Самоуверенность, сквозившая в ее словах, едва ли не означала, что она помнит содержание всех газет двухгодичной давности.

— Писали. Но поскольку так и не доказано, что это убийство, информации было немного. Так, короткая заметка.

— Вот как? Возможно, в это время я где-то путешествовала.

— Простите, а кто вы по профессии?

— Я? М-м… Я праздный человек.

— Пра-а-здный человек?

— Веду праздную жизнь.

— Как здорово, что есть люди, которые могут вести праздную жизнь!

— А вы?

Собственно, этого вопроса Фудзио не хотел услышать. Но этого следовало ожидать: ведь он-то спрашивал ее о роде занятий.

— Я говорил, что держу магазин гончарных изделий. Только дешевые, современные вещи. Это дело хорошо тем, что товар непортящийся. Не продал сегодня — можно продать завтра. Если я заработал на жизнь, то и ладно, другого мне не нужно, я не стремлюсь достичь большего. Горожанам приходится брать ссуду, вот они и крутятся, а мне и дом, и магазин достались от родителей. В самом деле, жить можно — вот и хорошо. А вы, Госима-сан, покупаете книги за счет родителей? — спросил он.

— Нет, за собственные деньги.

— Вы держите акции?

— Я занимаюсь переводами. Так я зарабатываю на жизнь. Работаю, когда захочется, — и днем, и ночью, можно сегодня, если не хочется — завтра, в удобное время, поэтому и могу вести праздную жизнь.

— Вот как! Ну, теперь, когда еще пойду в книжный магазин, буду искать имя Ханако Госимы. Какие книги вы переводите? Триллеры?

— Как переводчик я использую псевдоним.

— Вот это разумно! Я так и думал, что вы умный человек. Как это замечательно — нигде не служить. Я иногда присочиняю, что нигде не работаю, но время у меня есть, а вот денег нет. И это определенно не радует.

— Я хотела работать личным секретарем в иностранной компании, поскольку там были прекрасные условия. Но отец запретил. Он сказал, что в этом случае число иждивенцев в нашей семье уменьшится, а это невыгодно — в плане налогообложения.

Фудзио обратил внимание, что Ханако Госима абсолютно ни к чему не притронулась, — ни к крошечным пирожным, ни к сэндвичу, ни к маленьким булочкам.

— Что ж вы не едите! Я один жую и жую, а это совсем нехорошо. Я пришел, чтобы вас угостить, а сам, вероятно, уже съел и вашу порцию.

— Пожалуйста, ешьте на здоровье. У меня привычка не есть на ходу.

— И давно?

— В детстве, кажется, ела часто, но отец считал, что есть на ходу — это плохая привычка. В Японии дети едят даже в электричках… Еда — это ведь целый ритуал. Отец был строгим и ненавидел безалаберность.

— В чай сахар и молоко тоже нельзя добавлять? — Фудзио, наконец, и это заметил.

— Нет, просто такой у меня вкус. Без добавок лучше ощущаешь аромат чая.

— Я человек простой, поэтому считаю: что бы ни принесли — надо все съесть — даже сахар, даже молоко, даже лимон. Нельзя ничего оставлять. Как-то смешал молоко и лимон, тогда даже провинциалы надо мной смеялись.

Ханако Госима слегка улыбнулась.

— Если смешивать все, чай будет невкусным, а это только во вред.

— Да, конечно. Это я понимаю.

Фудзио интуитивно чувствовал: чтобы понравиться этой слишком самоуверенной дамочке, лучше не соперничать с ней в интеллекте, а прикинуться дурачком. Так он и поступил.

— А что, Венеция — красивое место? — спросил он. — Когда-нибудь, если подвернется случай, я тоже туда поеду. Увидеть Венецию и умереть, — ведь так говорят…

— Умереть лучше после того, как увидишь Неаполь.

— Правда?

Про Неаполь Фудзио не подумал. Честно говоря, про Неаполь он ничего не знал.

— Красива Венеция или нет, — думаю, каждый человек решает сам, — ответила Ханако. — Есть люди, которые говорят, что, приехав туда, ощущают наркотическое великолепие упадка. Этот город, погружающийся в море, уже не спасти. А некоторые говорят, что, приехав туда, хорошо понимают, почему Италия не модернизируется. Во всяком случае, этот город был колыбелью венецианского купечества и, видимо, не отличался высокой нравственностью.

Для Ханако каналы Венеции были ужасающими. Камни причала у порталов домов были покрыты всякой дрянью и слизью, а порой и вода источала зловоние. Фундаменты зданий всегда пропитаны влагой и, кажется, страдают ревматизмом, как и живущие в них люди.