Синее море

За перегородкой показывается  В л а д и м и р  И л ь и ч. Ритмайер деликатно исчезает. Владимир Ильич в жилетке, оживлен, на ходу вытаскивает из висящего на стуле пиджака толстый карандаш и, скользнув к конторке, делает торопливые заметки на корректурном оттиске.

В л а д и м и р  И л ь и ч. Товарищ Блюменфельд!

Появляется  к о р р е к т о р.

Надо разогнать строку. Вставьте шпоны. (Передает корректуру и возвращается к конторке.)

Корректор исчезает.

Н а д я. Герр Майер!

В л а д и м и р  И л ь и ч. Надя?! (Подбегает к ней.) Сумасшествие! Да что же это такое?! Как и тогда, как в Шуше, опять проморгал тебя! Я три раза ходил тебя встречать. По моим подсчетам…

Н а д я (по-немецки, выговаривая очень тщательно). Вы на редкость плохо рассчитываете, герр Майер.

В л а д и м и р  И л ь и ч. Немецкий осилила?

Н а д я (еще более затрудненно — по-французски). Я вижу, у вас прекрасные организаторские способности, но как жаль, что они не распространяются на меня!

В л а д и м и р  И л ь и ч. Французский?

Н а д я (по-английски). Но я прощаю вам, сэр.

В л а д и м и р  И л ь и ч. Когда успела? За год — три языка.

Н а д я. Ну, как видишь, еще очень хромаю. В Уфе разыскала немца, и он согласился разговаривать со мной два раза в неделю. А французскому училась на курсах. Но у меня оставалось мало времени. Посуди сам — шесть часов тратила на учеников. Правда, ребята попались славные, дети одного уфимского богача. Ты же знаешь: учить ребят — мое любимое дело, и я засиживалась. А потом французские курсы или мой немец… Ой, но я, наверно, писала тебе об этом?..

В л а д и м и р  И л ь и ч. Писала кое-что. Но ты рассказывай…

Н а д я. Болтаю, не могу остановиться.

В л а д и м и р  И л ь и ч (улыбается). Рассказывай, рассказывай…

Н а д я. Ну… в общем… возвращалась домой уже в темень, а в доме почти каждый вечер народ, хотя я не такая общительная. Гоняли чаи и — разговоры, разговоры. Только к ночи садилась за самоучитель, по английскому…

В л а д и м и р  И л ь и ч. Молодец!

Н а д я. Я, наверно, очень неспособная к языкам, Володя, но, право, это было намного легче, чем догадаться, что ты в Мюнхене и что ты — не ты, а господин Майер. Не Модрачек, не Ритмайер, а Майер…

В л а д и м и р  И л ь и ч. Позволь, я специально послал тебе книгу, какой-то дурацкий роман, с подробным адресом для тебя.

Н а д я. Ну вот, дурацкий роман, — его и зачитали барышни на почте.

В л а д и м и р  И л ь и ч. А я там подробно нарисовал, как пройти с вокзала, ни у кого не спрашивая…

Н а д я. Да, да… Сидя в Уфе, я многого не понимала.

В л а д и м и р  И л ь и ч. Еще бы! Но как я мог написать тебе обо всем подробно?

Н а д я. Это я понимала.

В л а д и м и р  И л ь и ч. До разрыва с Плехановым дело не дошло, но мы были на грани.

Н а д я. А теперь?

В л а д и м и р  И л ь и ч. Машина, как видишь, крутится. Только внутри порвалась какая-то струна, и вместо прекрасных личных отношений наступили деловые, сухие, с постоянным расчетом по формуле: если хочешь мира, готовься к войне.

Н а д я. Понимаю. Но зато твое «пиво» течет и течет во все уголки России.

В л а д и м и р  И л ь и ч. «Пиво»?

Н а д я. «Пиво».

В л а д и м и р  И л ь и ч. Ритмайер, значит, уже ввел тебя в курс наших маленьких тайн?

Н а д я. Немного ввел. И про мучные блюда знаю.

В л а д и м и р  И л ь и ч. Нажаловался, толстяк. (Обнял ее.) В общем, досталось бедной, а?

Н а д я. Досталось. Я выехала из Уфы — там был мороз. Я в шубе. В Праге на меня все оглядываются. Меня тащит извозчик в цилиндре, я ищу Модрачека, а Модрачек — не ты и ни черта не понимает по-русски… Нет, я становлюсь болтушкой, ведь только что то же самое рассказывала Манеру.

В л а д и м и р  И л ь и ч. Не Майеру, а Ритмайеру. Майер — это я, а он Ритмайер.

Н а д я. Оговорилась… И знаешь, «то мне дал адрес сюда? Николай с Путиловского, он был вместе с нами в ссылке, мой ученик в Питере — помнишь? Но его не узнать. Он одет пижоном, у него паспорт на имя сына какого-то московского купца, и он якобы скупает дорогие картины. А в этих картинах провозит твое «пиво»… Я так соскучилась, я все болтаю, потому что все время молчала, молчала… Что с тобой?

В л а д и м и р  И л ь и ч (он сидит на стуле, вдруг странно сгорбившись). Ничего, Надя, ничего…

Н а д я. Устал?

В л а д и м и р  И л ь и ч (шепнул). Я сегодня совсем не спал. Но эта ерунда! Не пришло еще время уставать… (Поднял голову, улыбнулся ей.) А что, лампа моя шушенская цела?

Н а д я. Была со мной в Уфе.

В л а д и м и р  И л ь и ч. И абажур?

Н а д я. И абажур.