Синее море

П о т р е с о в. Да, да. Его обсуждали в Питере, в Москве, в Пскове, Нижнем, Уфе… Подольске… Самаре…

П л е х а н о в (развел руками). Ну, тут, как говорится, после драки кулаками не машут!

В л а д и м и р  И л ь и ч. Нет, почему же? Если есть возражения, поправки, мы только этого и ждем.

П л е х а н о в. Но, видите ли… Я беру листок. Читаю. И… не верю своим глазам.

В л а д и м и р  И л ь и ч. Что же именно показалось вам странным?

П л е х а н о в. Странным? Нет. Несовместимым. Будущая газета, по вашему же определению, должна служить цели объединения всех русских социал-демократов в одну партию. И тут же вы пишете: в газете необходима полемика между всеми оттенками русской социал-демократии. Не вижу логики.

В л а д и м и р  И л ь и ч. Это не так, Георгий Валентинович. Мы отнюдь не намерены сделать наше издание простым складом разнообразных воззрений. Это будет бой. Открытый бой ревизионистам. Наша партия только еще складывается, и надо провести четкую грань. Было бы близоруко замазывать углы и не видеть этого.

П л е х а н о в. Близоруко? (Он вспыхивает, но сдерживается, улыбается.) В вас так и прорывается, что каждый инакомыслящий чуть ли не злодей. Нельзя же так!

В л а д и м и р  И л ь и ч. Когда борьба достигнет решающей силы…

П л е х а н о в. Когда еще будет! А пока… Пока что для нас с вами близоруко поворачиваться спиной даже к либеральной буржуазии. Вы не находите?

В л а д и м и р  И л ь и ч. Не нахожу.

П л е х а н о в. Тогда позвольте спросить: кто же окажется читателем вашей газеты?

В л а д и м и р  И л ь и ч. Рабочие.

П л е х а н о в (нервничая). Я задолго до вас утверждал, что в конечном счете — в конечном счете — пролетариат станет решающим фактором. Но я никогда не призывал к скороспелым выводам! Марксизм — трезвая штука, Ульянов. А вы забегаете вперед!

В л а д и м и р  И л ь и ч. Я не забегаю.

П л е х а н о в. Нет, забегаете! Даже в деталях, в деталях… (И опять сдержавшись и мягко, как о пустяках.) Вот, например, вы изволили приглашать меня в руководители газеты, а сами заранее все решили. Вы решили даже, где будет находиться редакция, типография… Как же так?

В л а д и м и р  И л ь и ч. Могу объяснить.

П л е х а н о в. Нет, позвольте! Я обретаюсь в Швейцарии, Вера Ивановна и Павел Борисович — тоже, а газета — в Германии?

В л а д и м и р  И л ь и ч. Да, в Германии. В Лейпциге или в Мюнхене. Хотя бы по одному тому, что оттуда легче будет организовать переброску газеты в Россию и легче соблюсти конспирацию, потому что здесь, в ваших кафе, полно осведомителей.

П л е х а н о в (встал). Но если все-таки вашему редактору невозможно переехать в Мюнхен! Он просто не собирается туда переезжать! Не хочет!.. (Несколько секунд болезненно трет виски.) Прошу извинить меня… Мне нездоровится… Я вынужден покинуть вас на некоторое время… (Уходит.)

За ним спешит взволнованная Розалия Марковна. В кабинете остаются Владимир Ильич, Аксельрод, Вера Засулич, Потресов. Все сидят молча, напряженно. Потресов расхаживает по кабинету. Темнеет.

На веранде стоит  П л е х а н о в. Вечерние цикады начинают свой томительный, неумолчный хор. Р о з а л и я  М а р к о в н а  нервно накапывает лекарство.

П л е х а н о в. Вот она, новая Россия.

Р о з а л и я  М а р к о в н а (подает ему рюмку с лекарством). Выпей, дорогой.

П л е х а н о в. Нет, нет… Я абсолютно здоров.

Р о з а л и я  М а р к о в н а. И ты думаешь, что ни о какой совместной работе не может быть и речи?

П л е х а н о в (резко). Я этого не сказал! (И быстро вышел в сад.)

Розалия Марковна осталась на веранде. Двигаясь бесшумно, г о р н и ч н а я  зажигает лампы в кабинете, уходит.

З а с у л и ч. Нельзя было не считаться с его самолюбием, я знаю Жоржа…

П о т р е с о в (взорвался, набрасываясь на Владимира Ильича). Это все вы, вы!.. Не понимаю!.. У нас одна цель, одна — объединение! А вы к чему ведете? К расколу? К дракам?

В л а д и м и р  И л ь и ч. Драки будут, и не такие. Привыкайте, Потресов.

П о т р е с о в. Значит, мы для этого ехали сюда из России? Прекрасно, прекрасно… Но что мы будем делать без Плеханова?

В л а д и м и р  И л ь и ч (отвернувшись, перелистывает какой-то журнал). То, что наметили.

А к с е л ь р о д (Засулич). Это катастрофа для нас.