Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Вы только о книгах и писали, хоть бы слово о себе.
В л а д и м и р И л ь и ч. Э, нет. В одном из писем я подробнейше описал Шушу.
Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Описали прямо как Швейцарию.
В л а д и м и р И л ь и ч. Да ведь точно же! Вы еще увидите наши горы!
Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Они отсюда не ближе, чем Монблан от Швейцарии.
В л а д и м и р И л ь и ч. А леса? А климат? Лучший в Сибири! Курорт! Вы не поверите, но я даже стихи здесь начал сочинять. «В Шуше, у подножия Саяна…» Правда, на этой строчке так и застопорилось, но все-таки…
Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а
В л а д и м и р И л ь и ч
Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Я говорю, что, въезжая в вашу знаменитую Шушу, мы завязли в такой грязи, что думали, не выберемся.
В л а д и м и р И л ь и ч. Навоз, Елизавета Васильевна, навоз. И согласитесь, природа тут ни при чем. «Шестой выпуск материалов для статистики фабрично-заводской промышленности Европейской России». Ай да Надя, что за молодец!
Н а д я. Я не нервничаю.
В л а д и м и р И л ь и ч
Н а д я. Двадцать пять рублей за четыре тома. У букиниста.
В л а д и м и р И л ь и ч. Так он же разбойник! Четыре целковых — красная цена.
Н а д я. Попробуй найди. Это же литографированное издание.
В л а д и м и р И л ь и ч. Лампу?
Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а
В л а д и м и р И л ь и ч. Совсем такая же, как была у нас в Симбирске.
Н а д я. С Маняшей выбирали.
В л а д и м и р И л ь и ч. Ты не представляешь, как это мне дорого!.. Кажется, немного успокоилась?
Н а д я. Немного успокоилась.
В л а д и м и р И л ь и ч. А это что? Перчатки?
Н а д я. Да.
В л а д и м и р И л ь и ч. Лайковые?
Н а д я. Ты же писал о них.
В л а д и м и р И л ь и ч. Разве? Ах, да. Это от комаров. Комары здесь злющие-презлющие. Волки, а не комары. Ты не боишься комаров?
Н а д я. Я ничего не боюсь.
В л а д и м и р И л ь и ч. Ничего?
Н а д я. Ничего.
В л а д и м и р И л ь и ч. И мышей не боишься?
Вот то-то. А жандармов?
Н а д я. Нет.
В л а д и м и р И л ь и ч. И тюрьмы?
Н а д я. Нет.
В л а д и м и р И л ь и ч. Ну… а ехать сюда? Вместо Уфы — сюда? Ведь это черт знает где! На краю света! Трусила?
Н а д я. Честно?
В л а д и м и р И л ь и ч. Честно.
Н а д я. Чуть-чуть.
В л а д и м и р И л ь и ч. То есть как это — не так?
Н а д я. Молчу. Но не перебивай, не перебивай меня! Я знаю, Володя, не часто у нас будет своя крыша над головой. И что впереди — неизвестно. Где будем — тоже. И будут разлуки, и, может быть, не одна, ведь так?
В л а д и м и р И л ь и ч. Так.
Н а д я. Я знаю и не боюсь.
В л а д и м и р И л ь и ч. Значит — навсегда?
Н а д я. На всю жизнь.
Н а д я. Я написала так: «Дорогая Лидия Михайловна! Очень беспокоит ваш ревматизм. Носите эти валенки. Они еще хорошие, хотя и не новые, а подошвы у них двойные…»
В л а д и м и р И л ь и ч. Не надо «двойные». «Подошвы подшиты кожей от сырости». Или что-нибудь в этом роде.
Н а д я. Поймет?
В л а д и м и р И л ь и ч. Она опытный конспиратор. Пиши адрес — город Астрахань.
Н а д я. Помню.
В л а д и м и р И л ь и ч. Почерк изменила?
Н а д я. Как смогла. Как будем посылать?
В л а д и м и р И л ь и ч. Оказией через Минусинск, когда поедем на Новый год.
Н а д я. Думаешь, поедем?