Синее море

Мальцев почтительно, как все, что он делает, движется к дверям. Входит  Г р и б о е д о в  в отличном настроении.

Г р и б о е д о в (декламируя). Что за оказия! Молчалин, ты, брат?

М а л ь ц е в. Как-с?

Г р и б о е д о в. Зачем же здесь? И в этот час?

Н и н а (подхватывая его игру). Сейчас с прогулки он.

Г р и б о е д о в. Друг, нельзя ли для прогулок подальше выбрать закоулок? (Резко изменив тон.) А-а, почта.

М а л ь ц е в. Фельдъегерем из Петербурга. (Быстро подходит к столу, достает один из пакетов.) От его высокопревосходительства…

Г р и б о е д о в. Родофиникина?

М а л ь ц е в. Да-с. Выражают удивление по поводу нашей задержки в Тифлисе.

Г р и б о е д о в (сдвинув брови). Хорошо, я ознакомлюсь.

Мальцев уходит. Грибоедов вскрывает почту.

Н и н а. Не люблю этого человека.

Г р и б о е д о в. Напрасно. Константин Константинович Родофиникин знает толк в людях.

Нина быстро подходит к нему.

Н и н а. Вы… Ты расстроен чем-то?

Г р и б о е д о в (углубившись в письмо). Ангел мой…

Н и н а (заглядывая через его плечо). Родофиникин… Родофиникин… Какая смешная фамилия…

Г р и б о е д о в. Пикуло-человекуло. Греческая букашка!

Н и н а. Это он тебя расстроил?

Г р и б о е д о в. Ну, к этому надобно привыкнуть! (Встает, с горечью.) Но ведь, кроме него, пишут добрые, хорошие люди, Нина… Оказывается, я черств, я занят собственным возвышением и не прикладываю сил, чтобы облегчить участь своих лучших друзей!..

Н и н а (тихо). Я знаю, про кого ты говоришь…

Г р и б о е д о в. Да, про тех, кто в Сибири. Судьба их решена самим государем… Что я могу сделать? Я писал, я просил. Вместо ответа от меня требуют, чтобы я как можно скорее покинул Тифлис и выехал в Тегеран.

Н и н а. Может быть, правда, тебе надобно ехать скорее?

Г р и б о е д о в. Нет. В том польза дела, а не моя прихоть. Но в Петербурге хотят, чтобы я попал туда немедля, пока бушует еще огонь, не улеглись распри и ненависть ко мне легко разжигаема.

Н и н а (испуганно). Ненависть? Значит, в Тегеран страшно ехать?

Г р и б о е д о в. Я пошутил. Конечно, не страшно, но лучше бы повременить. Вот и все. Ангел мой, не думай об этом…

Н и н а. Легко разжигаемая ненависть?.. К тебе? Бог мой, вас так любят все и ценят…

Г р и б о е д о в. Любят… ценят… (Целует ее.)

Входит  А л е к с а ш а.

А л е к с а ш а (мрачно). Вот вы изволите тут разговаривать, а вас там дожидаются.

Г р и б о е д о в. Кто?

А л е к с а ш а. Изволите спрашивать, как будто я интересовался.

Г р и б о е д о в. Узнай. И доложи.

А л е к с а ш а (уныло). Пожалуйста. (Уходит.)

Н и н а (высвобождаясь из объятий Грибоедова). Все время дела… Кто-то приходит… куда-то надобно ехать…

Г р и б о е д о в. Подожди! Скоро я стану навеки твоим цинандальским отшельником! Скину дипломатический фрак, пошлю к черту греческую букашку пикуло-человекуло, а с ним и этого позолоченного карлика… И мы заживем! Буду сидеть и писать! И никого, кроме тебя, не видеть… Будет дом, твой дом и земля, приютившая меня… твоя земля!

А л е к с а ш а (появился в дверях и глядя в сторону). К вам поручик.

Г р и б о е д о в. Кто, кто?

А л е к с а ш а. Поручик. (Показал головой на Нину.) Ихний. (Скрылся.)

Входит  С е р е ж а  Е р м о л о в.

Н и н а (радостно). Сережа! (Вспомнив, что она теперь «светская дама».) Я хотела сказать: Сергей Николаевич… Как не совестно, право, вы совсем забыли нас…

С е р е ж а. Боялся помешать вашему счастью. (Целует ей руку.)

Н и н а. Это просто глупо с вашей стороны. (Выдернула руку и повернулась к Грибоедову.) Александр, вы… ты позови меня, когда можно будет… (Церемонно поклонилась, сделала дурашливый книксен и убежала.)

Г р и б о е д о в (смеясь). Как видите, мы всё такие же! Вам не следует ее забывать. Вы для нее самый дорогой друг. А нам уезжать скоро.

С е р е ж а. Потому именно я и решился зайти. Давеча у генерала Сипягина обсуждали путешествие ваше в Тавриз и Тегеран. Надобно ли объяснять вам, что оно небезопасно?

Г р и б о е д о в. Объяснять не стоит. Я привык к путешествиям азиатским.

С е р е ж а. Вы чиновник, облеченный важной государственной миссией. У вас свои виды. Но в жизни вашей кое-что переменилось. Вы не один. Возможен ли только служебный эгоизм — с вами молодая жена.

Г р и б о е д о в. Ах, вот в чем дело! Неужели все-таки я дал вам повод так думать о себе? Вы уважали меня когда-то, Сережа.