Синдром самозванца

Я пытался объяснить, что не планировал получать профит от публикации, пока она не вылезла болезненным геморроем у меня в заднице. Сказал, что отношусь к этому факту с позитивом только лишь потому, что у меня нет возможности отмотать назад и сломать ей пальцы, чтобы она этого не делала. Шутка не зашла, Диана ответила, что я больной и это мне надо лечиться, а не моей жене. Бывшей, поправил я, бывшей жене. Короче, она считала меня коварным манипулятором, который обманул бедную девочку. И поделом мне, накажет игнором.

Она не нарушала обет молчания ни в поезде, на который мы чуть не опоздали, ни в такси до отеля, ни утром за завтраком. Игнорировала мастерски, мне даже понравилось.

Заговорила только у входа в приземистое здание исправительной колонии в Валуйках, где отбывал наказание Отлучный.

– У тебя есть шанс сказать мне, что ты будешь сейчас делать, – сказала Диана. – Это будет актом доброй воли, оливковой ветвью, белым флагом и призывом к перемирию.

– Ничего я тебе не скажу, – ответил я. – Иначе сломаешь интригу. Тебе самой будет интересно, обещаю. Можешь разговор наш тихонько записать, потом вставишь в свой подкаст.

– Иди ты.

Но телефон настроила.

Допуск к Павлу на свидание нам согласовали. У ПАР были невероятные связи, быстрые и безотказные. У меня и Дианы были с собой документы, выданные профсоюзом, и служебное задание на опрос Павла Отлучного на предмет содержания в исправительной колонии, выяснения обстоятельств, нарушающих действующее уголовно-исполнительное законодательство, и куча бланков для заполнения. Шмонали как в аэропорту. Если бы у нас с собой были наркота или оружие – точно бы нашли, даже в заднице (не спрашивайте). Но из оружия при мне были только интеллект и блокнот с настоящими вопросами к Павлу. Поскольку встреча была конфиденциальной – приравнена к адвокатской, – разговаривали мы в отсутствие представителя колонии.

Я не смог удержаться от соблазна посмотреть, как Диана отдает настроенный на долгую тщательную запись телефон, после чего она наградила меня прямо-таки убийственным взглядом. Ну е-мое, криминальный журналист. Часто слышала аудио интервью с зэками? Такое можно только федеральным телеканалам по заказу и с особого разрешеньица. Мы птицы не той стаи.

– Придется вспомнить студенческие годы, – усмехнулся я, – и писать от руки.

Диана не ответила. Кажется, я перегнул палку.

Нас разместили в специальной комнате для свиданий с адвокатами. Половина одной стены выполнена из стекла, сотруднику колонии нас видно, но не слышно. Здесь не должно быть прослушивающих устройств и камер. Посередине стоит стол и четыре стула. Один сразу же убрали – на той части стола, где будет сидеть Павел. Диана нервничала и стучала ручкой по столешнице. Я молча перебирал бумаги, пытаясь выстроить в голове разговор. Мысли у меня были собраны в кучу, но куча эта отчего-то расплылась и замерцала недобрым огнем. Предчувствие было плохое.

Двое сотрудников колонии привели Павла в комнату и объявили, что у нас есть максимум четыре часа. Его усадили на стул напротив, сняли наручники и удалились. Павел не стал потирать запястья, как в фильмах, потому что наручники обычно не жмут, если их снять в течение получаса.

Он выглядел просто очень плохо. Это был убитый горем человек, абсолютная безнадега. Когда он только вошел, его лицо было почти нормальным, но когда он увидел меня и Диану, его глаза потухли, уголки губ и плечи опустились. Он словно испустил дух.

И где же тот неунывающий оптимист, о котором говорила Кира? Где лучистый человек, видящий свет в глубоком подземелье?

Все, что мне нужно сделать, – правильно подобрать… ключик к этому непростому замку. Мимолетом, словно падающая звезда, в моей голове проскользнула какая-то мысль, связанная с замочной скважиной, но я не успел ее уловить, не успел подумать о ней; она вспыхнула ярко и тут же погасла. Откуда взялась эта метафора с ключом и замочной скважиной? Где я это видел? Почему мне кажется это важным?

Диана набрала в грудь воздуха, наверное, хотела поздороваться, но я схватил ее за руку. Она удивленно посмотрела на меня. Я отрицательно покачал головой. Она округлила глаза и стала что-то быстро записывать на бумаге.

Павел безразлично переводил взгляд с меня на Диану. Он даже не пытался прочитать, что она писала.

Мне нужна была еще минута тишины, но я понимал, что это, скорее всего, чревато и опасно. Павел может заговорить первым, а этого допустить никак нельзя. Я приложил палец к губам и закрыл глаза.

Человек, сидящий передо мной, не убийца. Он – жертва.

И то, что мы сейчас с ним встретились, твоя заслуга.

Ты думал, что не оставил следов. Но так не бывает. След остался. Твое отражение нечеткое, мутное, но оно все же есть.

Ведь дело сшито идеально.