Синдром самозванца

На самом деле я блефовал. Я сначала был в бешенстве от того, что она все же решила публиковать подкаст и рассказывать неопределенному кругу лиц о нашем расследовании. Это могло спугнуть убийцу.

Но, как оказалось, подкаст помог.

Неизвестно, когда бы мы узнали о ситуации с Жанной и успели бы вмешаться, не подними пресса эту историю. Так что спасибо, уважаемые журналисты, что перетрясли мое исподнее у всех на глазах. Мне не привыкать – когда судили Кристину[4] и собирались приговорить к смертной казни, мои фотографии не сходили с новостных лент. Мои ужаснейшие фотографии, на которые мне было плевать тогда. Но не плевать сейчас, когда гугл выдает именно их по запросу моей фамилии. Так что тряску трусами я как-нибудь переживу, а вот узнать про Жанну мы могли и слишком поздно. Несмотря на то что мы уже давным-давно – по моим меркам – не женаты, Жанна остается для меня родным человеком, и я хотел бы ей помочь.

Возможно, убийца, тишайше затаившийся в глубокой норе, захочет вылезти наружу и дать о себе знать? Позволит себя немного откопать? Покажет пару чешуек на хвосте? Я объясню, почему я так думаю.

Штат, в котором некий доктор Уильямс выдал рецептурный препарат некоему мистеру Смиту, посещает Павел Отлучный и находит там пузырек, в котором прячет купленный на черном рынке цианид. Могло быть так? Могло. Пусть даже рынок не черный, а самый обычный «Садовод» американского типа с бесконечными прилавками отравы. Вместе с этим пузырьком едет и стеклянная капсула с цианидом в жидкой форме, купленным, скажем, там же, у того же продавца. Этих концов никогда не найти, и правильно судья в приговоре написала: где подсудимый разжился цианидом в двух формах, нам неизвестно, установить невозможно, да и черт с ним. Закрывать рынок сбыта – не наша цель.

Что бы между Павлом и девушками ни происходило, подробностей мы никогда не узнаем, поэтому напишем, что девушки ему отказали. Все три. Если в ситуации участвует мужчина-альфа, то выстрелов у него много, а попаданий не очень – не все девушки соглашаются на заманчивые предложения, особенно если у них есть личная жизнь. И не каждый промах сильно задевает мужское сердечко. Скорее всего, девушки высмеяли Павла, да так сильно, что с каждой из них он даже в одном отеле поселиться не захотел. Чтобы не донимали на завтраке своими насмешливыми взглядами или чтобы не провоцировать себя, тут уж не важно. Все это не требует каких-то дополнительных уточнений, все ровнехонько укладывается в полочки.

И как только следствию намекают, что есть тут у нас один ловелас, да посмотрите, он – константа экипажа, был на всех трех рейсах… его машину обыскивают и «находят» трусики жертв.

Павла усиленно допрашивают, вытаскивают из него все живое, но ни единого подтверждающего слова. Он говорит ровно то, что видят все: успешный пилот с удовольствием работает и по ходу дела разгребает навалившееся. Кто из нас этого не делает на работе? Все делают. Вот и он такой же, как все. А по остальным вопросам, где есть хоть намек на причастность к преступлениям, Павел молчит как рыба.

А почему?

Кажется, я знаю почему. И послезавтра я ему это скажу.

Только сначала помогу Жанне, чтобы сердце перестало так болеть.

Ее перевели в Боткинскую больницу в неврологическое отделение. У нее диагностировали предынсультное состояние, однако в ПКБ № 1 дело свое знают и приступ купировали. Сейчас найденный Полей врач Жанну осмотрит и выкатит план лечения. Так что с медицинской частью все было в порядке в том смысле, что все под контролем.

Полина сказала, что у нас есть шанс увидеться с Жанной в больнице и попытаться с помощью врачей как-то решить вопрос с установлением опекунства.

Дело гиблое. Официально со смертью опекуна государство берет на себя его функции, специальный орган для этого есть – опеки и попечительства. Там сидят обученные милосердные люди, которые должны проявлять заботу о тех, кому не досталось родственников. У Жанны не осталось никого, кроме нас с Полей, но ни она, ни я родственниками не являемся. А государственная машина не отпустит такую пациентку, как Жанна, потому что у той есть наследство: жилплощадь родителей, их счета в банках, доходы самой Жанны, которые Поля продолжает исправно отчислять. В суде нам не выиграть, миром, скорее всего, не договориться. Эта затея обречена на провал, и Жанне предстоит, скорее всего, продолжать жить в государственной психиатрической больнице под надзором.

– Я купила билеты и буду в Москве послезавтра, – сказала Полина. – Но ты обещай мне что-нибудь придумать до моего приезда. Обещай, Витя.

– Обещаю.

До выезда в колонию оставалось еще три с половиной часа, и я решил, что настало время поговорить с Соней. В реальности подвешенный вопрос тяготил, несмотря на всю мою браваду.