Синдром отмены

– Нет, это коробка конфет, сделанная в форме балалайки. – ответила мне русская женщина в старомодном платье и платке – верной примете прихожанки русской баптисткой церкви, каковых в Портленде пруд пруди.

– Почему? – спрашивал я себя, сидя вечером на заднем дворе своего дома с сигаретой и бокалом вина в руке – Почему я так обрадовался?

Ответ пришел неожиданно:

– Да, потому что я в душе балалаечник!

Отставив бокал в сторону, я принял позу музыканта.

– Я балалаечник! – восклицал я, находясь в полном восторге от своего открытия, ударяя по воображаемым струнам, заученным с детства движением.

Несмотря на то, что внешне я похож на арийца – холодного и сдержанного, в душе я самый настоящий скоморох. Инструмент появился в моей жизни не случайно. Где-то плещется во мне и ищет выход глубинная живая вода моей стихийной народной культуры, которая проявляется через подобные парадоксы и несоответствия формы и содержания. Я чувствую ее ритм, ее юмор, ее размер, я хочу выразить ее в слове. Я иду за ритмом бессознательно, интуитивно. Я наигрываю, подпеваю в такт, и вот я уже пляшу. Если вам не нравиться как я танцую, значит вы просто не слышите музыки.

На голодный на желудок

Я любила восемь суток,

Как на спину повернусь,

Так еще три дня не ем.

Глава 3. Модели для эпоса

Десять лет своей жизни – с трех до тринадцати, я прожил на Украине. Родители уехали из Иркутска – города, в котором я родился, когда мне было три года. Я почти ничего не помнил из короткого периода сибирского детства, но все же память уже пробудилась и пробудил ее эпизод штурма нашей квартиры ментами, который я уже описывал в другом своей романе. Кроме этого эпизода я помню раннее пробуждение в холодной квартире, как я в одной рубашке иду на кухню в поисках еды. Слабые лучи рассветного солнца едва освещают ее крохотное пространство. Я нахожу кастрюлю с застывшим в холодец киселем и ем из нее ложкой.

Помню как мой сосед по площадке, который был старше меня на год, убедил меня пойти с ним гулять и мы ушли далеко от дома к самой остановки, откуда нас привели прохожие, удивившись тому, что двое пацанят, которым едва исполнилось три года, отправились на прогулку одни. Помню людей идущих нам навстречу – они идут сплошным потоком – недавно закончилась смена на авиазаводе и люди возвращались из цехов в свои дома и квартиры.

Помню как нашел в комоде упаковку презервативов и выбежал на улицу, чтобы похвастаться тем, что у меня так много воздушных шариков, и я даже успел надуть парочку и пустить их гулять по ветру, пока мать не обнаружила пропажу, и не бросилась вслед за мной, чтобы отобрать у меня пакет.

Помню печальное пение в церкви, как мы ходим со свечами по кругу, а потом священник в богатом одеянии с пугающе густой бородой дает мне на ложечке нечто очень сладкое.

Помню как пытаюсь катиться по снегу на постоянно спадающих с валенок лыжах, но у меня ничего не выходит и я падаю в снег, совершенно раздосадованный своей неудачей.

Помню свой крохотный балкон, отделанный разноцветными рейками: я высовываюсь по пояс и смотрю вниз на улицу. Я в одной рубашке, на улице минус тридцать, но мне не холодно.

Помню цирк, и красавицу в ярком бикини, возлежащую на огромном тигре. Пожалуй и все. Ах, да, я помню паровоз, который вез нас из Иркутска в Никополь. В одном с нами купе ехала на зону жена растратчика. Она была яркой женщиной в кофте с глубоким декольте, куда я постоянно норовил запустить свою ручонку. Мама меня останавливала, но женщина лишь снисходительно смеялась:

– Мужик растет, сразу видно!

Мама любила рассказывать эту историю гостям, поэтому я ее запомнил.

Иркутск сжался для меня до набора открыток, которые я, живя на Украине, любил перебирать и разглядывать: набережная, здание театра, тот самый цирк, со львами и девушкой в ярком бикини, значок с гербом, на котором был изображен диковинный зверь – все это создавало в моей душе особый образ города, в который я мечтал когда-нибудь вернуться. Там жила бабушка, дед, две мои тетки, двоюродные сестра и брат. Несколько раз мы ездили в Иркутск с отцом и мамой в отпуск, и в поезде я научился в четыре года читать, записывая названия станций по буквам. Однажды в вагоне я познакомился с солдатом, который ехал в отпуск со службы в Монголии.

Солдат вышел на станции рано утром и меня хотели разбудить, чтобы я мог попрощаться со своим другом, но я так разревелся, что меня оставили в покое. Никто не понял, что я плакал не от того, что было слишком рано, мне не хотелось прощаться с человеком, которого я полюбил. Позже мы с ним переписывались и он мне присылал очень яркие монгольские марки, посвященные освоению космоса и древнему буддистскому искусству страны.