Синдром опустевшего гнезда. Как пережить боль отчуждения и отпустить повзрослевшего ребенка

Эксперты говорят, что существует связь между послеродовой депрессией и коликами. У меня не было депрессии, но я была истощена из-за недостатка сна и постоянного беспокойства о здоровье моего ребенка. Достаточно ли я с ним играла? Достаточно ли ему улыбалась? Разговаривала ли с ним так же весело, как с другими моими детьми? Эксперты говорят, что настроение матери может повлиять на развитие ее ребенка.

С ужасом подумав, что мое настроение каким-то образом стало причиной будущего перелома в отношениях, я поставила кружку с кофе и побежала вытаскивать фотоальбомы. На одной фотографии я сидела съежившись, пока кормила грудью новорожденного. Роды были искусственно вызваны, поэтому болезненные сокращения матки при кормлении грудью были более выраженными. Но на всех остальных фотографиях я выглядела счастливой, такой же вовлеченной и любящей, как и с любым из моих малышей. Я не думаю, что у меня была депрессия. И все же, будучи в замешательстве, я не могла не задаться вопросом: неужели я только позировала перед камерой?

Матери, которые винят себя

Я не одинока в беспокойстве о том, могли ли обстоятельства раннего детства породить последующее отчуждение. Перелистывать воспоминания в попытке разобраться в происходящем – вполне естественно. Это доказывает, что мы люди и что нам действительно не все равно. Мы хотели сделать хорошо для наших детей. Мы думали, что сделали это.

Возьмем Барб, благородную южанку, которая зарабатывает на жизнь написанием портретов. Она в разлуке с дочерью более десяти лет. Барб задается вопросом, сыграл ли здесь роль ее бурный первый брак. Но женщина развелась, когда дочери было всего девять месяцев. Потом она вышла замуж за хорошего человека, который усыновил ее ребенка и воспитывал как собственного. И все же Барб задается вопросом, не наложило ли свой отпечаток на характер дочери ее собственное несчастье.

Сондра, физиотерапевт с Тихоокеанского северо-запада, также задумывается, что отчуждение ее сына могло иметь ранние корни. Это ее второй ребенок, сейчас ему около 40 лет. Сондра считает, что у его старшей сестры легкая форма аутизма. «Может быть, синдром Аспергера, – объясняет она. – В то время аутизм не был хорошо известен и редко диагностировался. Поведение дочери было деструктивным. Возможно, сыну было тяжело». Ребенок с особенностями требует много внимания. Сондра задается вопросом, получил ли ее сын, находясь в тени своей сестры, достаточно заботы.

Матери переживают, что братья и сестры, которым требовался дополнительный уход, работа, которая отнимала время, или такие обстоятельства, как болезнь, смерть члена семьи или какая-либо другая трагедия в первые месяцы жизни ребенка, привели к тому, что он позже решил разорвать связи. У других матерей есть противоположные опасения. Они думают, что, возможно, слишком часто держали своих детей на руках и каким-то образом избаловали их любовью. Такие матери спрашивают: не слишком ли сильно мы сблизились?

Вскоре после ухода сына у меня промелькнуло воспоминание. Дэн был малышом, его пухлые щеки были похожи на блестящие яблоки. Я посадила его на прилавок, пока расплачивалась. Он одарил продавца улыбкой.

«Доброжелательный парень», – сказал продавец, пожимая ручку Дэна.

В тот момент я посмотрела на своего маленького сына так, как мог бы смотреть незнакомец. Дэн? Доброжелательный? Я вспомнила первые дни беспрерывного плача. Он явно испытывал боль, но врач и книги называли колики нормальным явлением. В тот момент в магазине я поняла, что месяцы колик Дэна сформировали мое представление о нем. Продавец был прав. Мой годовалый мальчик был доброжелательным. И после отчуждения я начала верить, что те первые трудные дни, возможно, продолжали влиять на меня и сформировали то, как я воспитывала его.

Дэн всегда был счастливым и подвижным, всегда независимым. Брайан и я восхищались его настроем, но, возможно, именно мои реакции на него в те первые недели его жизни были тем, что сформировало его независимость. Если он не плакал, мы на цыпочках проходили мимо, благодарные за несколько минут покоя. Когда Дэн подрос, он был из тех детей, которые сами себя занимают. Ему никогда не было скучно, он ни в чем не нуждался. И мы были не единственными, кто восхищался его независимостью. Учителя тоже хвалили его за это. Вместо того чтобы подчиниться давлению сверстников, Дэн следовал внутреннему компасу, который сослужил ему хорошую службу. Тем не менее после отчуждения я задавалась вопросом, не нуждался ли он в большем руководстве, чем мы ему давали. Возможно, когда он рос, бродя по нашему загородному участку и прилегающим пространствам, я дала ему слишком много свободы.

Определение роли, которую мы сыграли в воспитании независимого характера Дэна, – это лишь одна теория, которой я себя тогда мучила. Приходили и другие воспоминания, моменты, застывшие во времени, которые заставляли меня усомниться в правильности моего воспитания в целом.