Симптом страха

— Да брось. Про туринскую плащаницу я вообще молчу, а в упомянутых тобою книгах Матфея, Иоанна, Луки и Марка как раз сильна эта ваша готическая закваска, такой тяжёлый несмываемый налёт мистики для… не знаю, нагнетания атмосферы, что ли. Достоверных данных объективно нет. Скорее всего — но это не точно! — образ Христа собирателен. Ну было несколько проповедников мессианского толка, таких бродячих менторов. Они же были всегда в достатке, в любое время, при любой эпохе. Как это водится, переврали — умышленно или нет, не суть — и получилась история, что «зыбкий свет струит».

— Во что веришь ты?

— Я верю, что человечество рано или поздно научиться жить разумно. Да, для этого мало доказательств, это вопрос именно веры. А вот как оно там было две тысячи лет назад ни одна священная книга не скажет. Да мы, наверно, никогда уж не узнаем. Но был Иисус или не был, какая, по сути, разница. Важнее чтό он значит. Для тебя. Для тебя. Для меня. Кто-то видит в нём авторитарность, кто-то — моральное начало, кто-то не видит ничего, но это уже что-то, потому что видеть там, где ничего нет — это, как сказал Малиновский40, традиционно разыгрываемое чудо, элементарная потребность человека в чудесах. Идея веры давно подменена идеей обряда.

Тарас терпеливо дожидался паузы, а дождавшись её, вдруг разволновался и забыл, что хотел сказать. Но в лёгких уже гулял воздух, набранный для стремительной фразы, и он выдохнул её, вернее, первое, что пришло на ум.

— Мы хотим чуда, — сказал он, — и получаем его.

— А по мне, так, хоть горшком назови, только в печку не ставь, — тактично отвергла Нэнси Тарасов домысел. — Ну, хочется кому-то приложиться к культу религиозного чуда, да на здоровье, не жалко ведь, только других не надо приобщать. Пусть каждый сам решит, нужен ему символ или он уж как-нибудь обойдётся голыми трактовками фактологических исследований.

Нэнси затихла, чтобы отдышаться, перевести дух. Лицо её горело. Не получалось вести беседу безвредными приёмами. Везде натыкалась на опасность проговаривания проникновенной прямой речи.

— С точки зрения биологии, — Ленка выбросила вперёд растопыренные пятерни своих мягких рук, как бы призывая присутствующих не опускать планку конструктивного общения, — ничего плохого в сигнальном поведенческом акте, коим является ритуал среди животных при общении друг с другом, нет. Но в том-то и дело, что религиозные ритуалы человека обращены не друг на друга, а не некую высшую эманацию.

— В любом случае, — добавила Нэнси тоном человека, неожиданно решившего, что окружена плотным пространством глухоты, докричаться — не докричишься, но голос сорвёшь. — Даже если я права — и книга добыта из разрушенного храма, даже если прав Тарас, — она посмотрела на Бубу, молчаливо наполнявшим её чашку чёрным кофе, поблагодарила кивком головы, — и это редкая копия рукописного свода, нам то что с того? Репринт, скорее всего, уже где-нибудь в частной коллекции. Или, что вернее, наоборот, вместе с теми прохвостами осел на дно на очень-очень продолжительное время.

Ленка положила щёку на плечо Бубы, втягивая тёплый запах его шеи.

— Да, мы здорово их шугнули, — довольно сказала она, безумно радая сменить тему, хотя бы потому, что обронённые слова требовали время «на подумать». — Думаю, они испачкали штанишки.

— Ты что, ты считаешь, Глеб имел какое-то право так поступать? — внезапно накинулась на неё Нэнси. Залпом в несколько широких глотков она опрокинула в себя содержимое чашки. — Он ведь не собирался тормозить, а если собирался, то просто не успел бы.

— Эти двое отпрыгнули же? — Тарас тревожно перевёл взгляд с Нэнси на Ленку. — Ты говорила, они успели.

— Лично я не уверена, — сказала Нэнси, — что мы их наверняка не сбили. Может, их бездыханные тела до сих пор валяются в кустах.

— Не нагнетай, подруга! Удара не было. Так что: не может!

— Хорошо, — кивнула Нэнси. — А как тебе такой вариант развития событий: они найдут нас и устранят, как единственных свидетелей.

— Как найдут?

— Элементарно! По номерному знаку. Ты знаешь, как легко отыскать владельца по номеру машины?

— По щелчку пальца, — авторитетно подтвердил Тарас и Ленка посмотрела на него ошеломлённо.

— Тебе откуда знать?

Она охмурела лицом и процедила сквозь зубы недовольно:

— По-моему, вы оба параноите. Никто не будет устранять нас из-за какой-то книги. Игра не стоит свеч.

— Тут надо-то всего троих свидетелей убрать.

— Подумаешь, — поддакнул Буба, — тройное убийство…

Он откровенно старался придать голосу суховато-небрежный тон. И прислушивался: получилось ли?

— Дичь! — одёрнула Тараса Ленка, так, словно говорила команду «фу». — Я знаю, это стёб, так что прекратите. Оба! Милашевич вам не запугать.

Но глаза выдавали Ленку, на Ленку без мучительной неловкости теперь нельзя было смотреть.