— А как быть с призывами к насилию и, вообще, с жестокостью в искусстве? Ведь любое произведение — кино, картина, книжка — должно быть образцом гармонии, оно должно учить добру, а не прививать жестокость отвратительными сценами.
Нэнси задумалась, заговорила — с усилием, словно гребя внутри себя против течения:
— Коль скоро в жизни присутствует насилие, то их не избежать в литературе. — Она ещё немного подумала. — Я не считаю, что в произведениях искусства жестокость воспитывают сцены насилия. Жестокость воспитывают, прежде всего, бескультурье и одобряемые примеры насилия в обществе.
— Разве в 30-х действия Гитлера не одобрялись германским обществом? — встал на сторону Ленки Стёпа.
— Мы говорим не про человека, а про книгу, — напомнила Ира. — В «Майн кампфе» нет призывов убивать. Есть ряд обвинений, доводов не в пользу евреев, но это всего лишь авторская точка зрения.
— Всего лишь авторская точка зрения? — присвистнул сквозь зубы Стёпа. — Напомню, этот автор развязал Вторую мировую и фактически устроил на территории Европы тотальный холокост.
— Мы говорим не про человека, а про книгу! — недовольно повторила Ира, огорчённая тем, что Стёпа оказался перебежчиком.
— Послушайте, — не выдержала Нэнси, — «Майн кампф» — это урок, который человечество, надеюсь, усвоило. А искусство… искусство — оно как раз служит предостережением. И раз уж вспомнили о Красной шапочке, то никто не будет спорить с тем, что сказка в её изначальном варианте — это как раз предупреждение о том, что маленьким девочкам не надо ходить по тёмному лесу с незнакомыми волками, а вовсе не обучающий материал по каннибализму и расчленёнке.
— Допустим, в изначальном варианте, — усмехнулся Глеб, — мораль была не в пользу Шапки. Волк её как-раз-то схарчевал. Это уже после Перро адаптировал историю для детских масс и сочинил оптимистичненький финал.
— Ничего себе оптимистичненький! — сказала Ленка, демонстративно упрятавшись за маску зверя. — Волку, значит, дровосеки брюхо вспороли, — она резка провела ребром ладони вдоль живота, показывая узнаваемый жест ритуала харакири, — распотрошили и посекли на мелкие куски. Это не хеппи-энд, это уже какой-то суд Линча получается.
— Там факты были налицо! — сказал Глеб. — Очевидно, бабка внутри — довод не в пользу Серого.
— И всё же, — Ленка стояла на своём. — Насколько оправдан такой финал? Как понять, в меру ли в тексте насилия, или эта мера превышена?
— Мы с этого начали, — напомнил Глеб. — Мера одна — величие произведения. Тексту, если это великий текст, всё дозволено и всё простительно.
— Это ты про «Шашечку» Шарля Шерро? — выговорил Бульба с заметным усилием, но без запинки.
— Нет, это я про «Папочку» Парля Перро! — перекривлял Глеб и, как борзый конь, жарко выдохнул воздух через раздутые ноздри.
— Про «Майн кампф» Гитлера он говорит! — гулко сказала Ленка, откинув с фенопластового лба сухие волосы. — Наверно, это потому, что в детстве вместо сказок Биглу читали о территориальной экспансии и расовых законах, а вовсе не о маленькой храброй девочке, бродившей по лесу с корзиной пирожков для бабушки.
— Хватит меня уже прокатывать, — разозлился Глеб. Его голос загустел сочной, ядовитой патокой. — Что я вам, дизель, долбать меня такими стёбами.
Шапку я так — для примера ввинтил, смысл в том, что Варг Викернес — годный музыкант, Адольф Гитлер — годный публицист. Точка. — Он поискал глазами поддержки Нэнси. — Я же в этом вопросе не одинок, верно?
Но та лишь покачала головой.
— Ты не понял меня. Я просто считаю, что человек вправе ознакомиться с любым источником с тем, чтобы составить своё собственное мнение на тот или иной счёт. Написанное даже более свершившийся факт, чем сказанное или сделанное, поскольку он — факт — уже задокументирован автором. Но! Есть принципиальная разница между информацией и её пропагандой. Пропаганда — есть внушение, где инструмент вольная интерпретация. Нет ничего хуже навязывания таких чужих истолкований.
— Почему?
— Почему? — машинально повторила Нэнси и даже немного растерялась от наивности вопроса. — Наверно, потому, что открытый доступ к знаниям — это один из тех моментов, которые помогают человеку становиться человеком, развивать в себе то главное, что отличает нас от животных — умение мыслить и сохранять уроки прошлого. Если «Майн кампф» Гитлера отыщется в историческом отделе, а Библия — в отделе фольклористики, то там им и место, и это правильно. Но если кто-то начнёт выдёргивать цитаты из контекста и преподносить на блюде личных умозрений, да ещё агитировать за них, то катитесь вы горкой, я так думаю. Есть тридцать три причины не скрывать своей точки зрения, и ни одной — зависеть от мнения окружающих.
— Выходит, для тебя нет особой разницы между главной религиозной книгой христиан и изложением гитлеровских национал-социалистических доктрин?
— Ого, ты подытожил! — Ира стрельнула глазами в Глеба. — Взял новенькую в оборот и за её счёт самоутвердаешься? Не канифолил бы ты мозги, Вангог, ни себе, ни людям!
— Послушай, девочка… — начал он сквозь зубы, но Ленка спешно прервала явно оскорбительную реплику.