Симон

Сусанна зашла в первое попавшееся кафе, купила бутылку ледяной воды и слойку с лимонным кремом. Слойку съела там же, а воду взяла с собой. Идти было недалеко, но по самому пеклу, от которого не спасали ни платки, ни зонты. Она прихлебывала из бутылки частыми глотками, чтобы не допустить обезвоживания – в противном случае дико разболится голова. К тому времени, когда дошла до дома, остатки воды нагрелись до тошнотворной теплоты. Пришлось вылить их в раковину, а бутылку задвинуть в дальний угол шкафчика под мойкой: иначе свекровь, обнаружив ее, скривится в кислой гримасе – опять потратила деньги на ерунду! Обычно Сусанна отмалчивалась, чтобы не доводить до скандала, но иногда отвечала с откровенной грубостью – не ваше собачье дело, на что хочу, на то и трачу свои деньги! Свекровь разевала рот, будто гармонь до упора растягивала, и заводила свою привычную песню про невестку-деревенщину, непонятно за какие грехи доставшуюся ее непутевому сыну. Сусанна словно того и ждала: встав в боевую позицию, она принималась с меткостью игрока в теннис отражать нападки, стараясь ударить побольней. Свекровь, понимая, что не справляется, пыталась брать громкостью, но быстро выдыхалась и, оглушительно хлопнув дверью, уходила к соседке – изливать душу. Сусанна же, накапав себе полчашки валерьянки и переведя дыхание, принималась за работу. Предварительно распахнув окна, она натягивала на продолговатые деревянные рамы шелковую ткань, подкладывала под нее трафареты с узором, наводила тонкий контур закрепителем и, дав ему подсохнуть, раскрашивала специальными красками. Расписанные гранатами, абрикосами и глиняными кувшинами платки с большой охотой приобретали туристы, коих в Эчмиадзине, где находился Кафедральный собор Армянской апостольской церкви, в любое время года было вдосталь. Деньгами от продажи платков и кормилась семья: свекровь, две дочери и муж, заработавший себе тяжелую болезнь позвоночника.

Под мастерскую Сусанна определила крохотную угловую комнатушку, в которой свекровь раньше хранила всякий ненужный хлам. Сменив витражную дверь на плотную дубовую – чтобы запах краски не пробирался в остальные комнаты, она проводила там дни напролет. Каждые два часа делала небольшие передышки, чтобы дать отойти онемевшей руке. Перекусывала чем-нибудь незначительным, выпивала чашечку кофе, выкуривала сигарету-другую – и снова возвращалась к работе. Едкий закрепитель жег лицо и отравлял легкие бензинными парами, но Сусанна, игнорируя головокружение и резь в глазах, продолжала рисовать. Если не брать в расчет копеечную пенсию свекрови и редкие заработки мужа, ее работа являлась единственным источником дохода семьи.

Львиная доля росписи приходилась на конец осени и зиму, когда туристов было сравнительно мало и можно было порисовать впрок. В апреле Сусанна вынуждена была прерываться из-за разыгравшейся аллергии. Оставшись без привычного занятия, она раздражалась, скандалила со свекровью, была излишне требовательна к учащимся в начальной школе дочерям, которым математика давалась со скрипом. Но больше остальных доставалось мужу, вынужденному выслушивать ее нескончаемые жалобы на ухудшившееся здоровье и беспросветные будни. Накрутив себя упреками и претензиями до предела, она могла больно ударить его словом, обозвав бесхребетной скотиной или же нахлебником. Он мрачнел, отмалчивался. Иногда, не вытерпев, бросал в сердцах: ты же видишь, я делаю все, что могу. Тогда она, засовестившись, умолкала. Он не упрекал ее, но с каждым разом тускнел и делался молчаливее. Редкая возможность выйти на работу превращалась для него в праздник – он тогда старался задерживаться в автомастерской, где нашел себе подработку, допоздна, чтобы вернуться к тому времени, когда жена уже спала. Однако он ее любил и, если она уезжала, отчаянно по ней скучал. Он был единственным, кто знал и понимал ее, как никто другой.

Перебравшись в Эчмиадзин двадцать с лишним лет назад, Сусанна так и не смогла привыкнуть к его климату. Нестерпимо жаркие лета и промозглые, пробирающие до костей бесснежные зимние ветра доводили до отчаяния и нагоняли тоску. Здоровье тоже не особо радовало: аллергия, которой она страдала с детства, с годами превратилась в настоящее испытание, и сезон цветения приходилось проводить взаперти. Сусанна непрестанно кашляла и чихала и расчесывала до крови покрытые коркой экземы подколенные ямки и сгибы локтей. Лекарства и строгая диета не помогали, выезды на море и лечение в санаториях тоже облегчения не приносили, а порой даже усиливали симптомы. К середине мая аллергия наконец отступала, чтобы, напоминая о себе сухим раздражающим кашлем и высыпаниями, вернуться к следующей весне новыми тяжелыми приступами.