Сильвия и Бруно

— Это происходит потому, что наша система переписки несовершенна. Стесняющемуся человеку следует иметь средства показать, насколько сильно он стесняется. Почему бы ему не оставлять между строками промежутки — точно такие же, какие получаются у него в разговоре? Всего только оставлять пустые строки — на полстраницы, не меньше. А чересчур робкая девица — если на свете ещё встречаются такие создания — могла бы писать одно предложение на первой странице своего письма, потом прикладывать к нему парочку пустых листов, затем предложение на четвёртой странице, и так далее.[80]

— Я уже вижу, как мы — я имею в виду этого умненького маленького мальчика и саму себя, — обратилась ко мне леди Мюриел с любезным намерением втянуть меня в разговор, — становимся знаменитыми благодаря новому своду правил писания писем — ведь все наши изобретения, естественно, мы предадим гласности! Ну-ка, мой мальчик, наизобретай их побольше!

— С удовольствием. Ещё, девочка моя, мы настоятельно нуждаемся в способности пояснить, что мы ничего не имели в виду.

— Объясни, пожалуйста, мой мальчик! Ты, наверно, умеешь без труда выражать полнейшее отсутствие задней мысли?

— Я хочу сказать, что когда ты не хочешь, чтобы твои слова восприняли всерьёз, тебе следует иметь способ выразить это твоё нежелание. Ибо так уж создана человеческая натура, что если ты пишешь всерьёз, все видят в этом шутку, а если ты пишешь в шутку, это воспринимают всерьёз! Во всяком случае, так случается с письмами к девушкам!

— Ах! Ты не писал писем девушкам! — заметила леди Мюриел и откинулась на спинку кресла, глубокомысленно уставившись в небо. — Тебе, знаешь ли, стоило бы попробовать.

— Очень хорошо, — сказал Артур. — Скольким девушкам сразу я могу послать письма? Хватит у меня пальцев на обеих руках пересчитать их?

— Хватит мизинцев на одной руке, — строго отозвалась его возлюбленная. — Каков негодник! Верно? — обратилась она ко мне за поддержкой.

— Капризничает, — сказал я. — Наверно, зубы режутся. — А про себя я подумал: «Как она похожа на Сильвию, когда та отчитывает Бруно!»

— Он хочет чаю, — заявил капризный мальчик. — Его до смерти утомляет сама перспектива завтрашнего приёма.

— Тогда ему загодя нужно будет хорошенько отдохнуть, — ласково сказала она. — Чай ещё не готов. Давай, малышок, устройся в своём кресле поудобнее, и ни о чём не думай — или только обо мне, если нравится.

— И тем не менее! — сонно пробормотал Артур, глядя на неё влюблёнными глазами, пока она отодвигала от него своё кресло поближе к чайному столику, чтобы заняться приготовлением чая. — Но он подождёт, пока чай не будет готов. Он хороший, терпеливый мальчик.

Тут я вспомнил о забавном письме, которое недавно прислала мне с курорта одна моя знакомая. Я помнил это письмо наизусть, но раз уж я вознамерился его прочесть, мне следовало прояснить моим слушателям не менее курьёзные обстоятельства его написания. И я рассказал моим друзьям следующую историю.

Одним холодным мартовским днём, когда только и видится таким восхитительным убежище под кровом, я оказался в уютной гостиной моей старой приятельницы, сердечной и гостеприимной миссис Ниверс. Её широкое добродушное лицо расплылось в улыбке, лишь только я вошёл, и вскоре мы были захвачены тем изменчивым и лёгким течением беседы ни о чём, которое есть, возможно, наиболее приятная из всех разновидностей говорильни. Джон (прошу прощения — «мистер Ниверс», следовало мне сказать; однако он постоянно был упоминаем и припоминаем своей лучшей половиной как «Джон», поэтому его друзья стали уже забывать, что у него есть фамилия) сидел в дальнем углу, основательно подобрав ноги под самое кресло, с осанкой слишком прямой, чтобы обеспечить удобство, и слишком намекающей на общее изнеможение, чтобы изображать достоинство, и молчаливо потягивал свой чай. Из дальних помещений доносился будто рёв морского прибоя, поднимавшийся и опадавший, что указывало на присутствие множества мальчишек; но я и без того знал, что дом до краёв был набит шумными сорванцами и переполнен прекрасным настроением.

«Ну и на какой же морской курорт собираетесь вы этим летом, миссис Ниверс?»

Только я задал этот вопрос, как моя приятельница в загадочной улыбке поджала губы и закивала.

«Не понимаю вас», — сказал я.

«Вы настолько же понимаете меня, насколько я сама себя понимаю, если говорить кратко. Я не знаю, куда мы собираемся, и Джон не знает; но мы определённо куда-нибудь да поедем, только не будем даже знать названия, покуда там не окажемся! Теперь вы удовлетворены?»

Я был ещё безнадёжнее сбит с толку, чем раньше.

«Кто-то из нас, несомненно, спит наяву, — проговорил я с запинкой, — либо… либо я, возможно, начинаю бредить, либо…»

Добрая леди весело рассмеялась над моим замешательством.