Сильвия и Бруно

— Но сумасшедшие и тогда будут писать всё новые книги, ведь правда? Они не смогут вторично написать разумную книгу!

— Верно, — сказал Артур. — Но и их книги тоже подойдут к концу. Количество сумасшедших книг так же конечно, как и количество сумасшедших людей.

— А уж их-то из года в год всё больше, — произнёс напыщенный господин, сам на себя возложивший, очевидно, обязанность не давать гостям скучать в этот день.

— Да, об этом пишут, — отозвался Артур. — И когда девяносто процентов из нас станут сумасшедшими, — (Артур, вероятно, вновь пришёл в дурное расположение духа и склонен был провозглашать нелепицы), — приюты для умалишённых станут выполнять своё прямое предназначение.

— Это какое? — серьёзно спросил напыщенный господин.

— Укрывание меньшинства, нормального только! — ответил Артур. — Мы все запрёмся там. А сумасшедшие пусть делают всё по-своему, но снаружи. Наведут порядок, не сомневайтесь. Дня не пройдёт без того, чтобы не столкнулись поезда, пароходы взорвутся, большинство городов сгорят в пожарах, большинство кораблей потонут…

— А большинство населения погибнет! — пробормотал напыщенный господин, совершенно сбитый с толку.

— Вот именно, — кивнул Артур. — Пока в конце концов сумасшедших снова не станет меньше, чем нормальных. Тут мы и выйдем, а они, наоборот, войдут, и вещи вернутся к своему исконному состоянию!

Напыщенный господин нахмурился, закусил губу и скрестил руки на груди, тщетно пытаясь уразуметь услышанное.

— Шутник! — проворчал он наконец тоном уничтожающего презрения и зашагал прочь.

Уже прибыли остальные гости; позвали к столу. Артур, разумеется, взял под руку леди Мюриел, я с удовольствием захватил место с другого её боку; какая-то пожилая дама со строгим видом (которую я раньше не встречал и чьё имя, как это обычно и происходит при знакомстве, совершенно не уловил, мне только показалось, что оно звучит как составное) оказалась моим партнёром по банкету.

Выходило, что она знакома с Артуром, так как она доверительно сообщила мне, понизив голос, что Артур — «любящий спорить молодой человек». Артур, со своей стороны, был расположен выказывать себя достойным той оценки, которой она его наградила, и, услышав её слова: «С супом я вина никогда не пью! Держите его подальше от моей тарелки»[84] (это уже не было доверительным сообщением лично мне, но бросалось всему Обществу как предмет всеобщего интереса), тот час же ринулся в схватку, начав с вопроса:

— А когда вы можете утверждать, будто тарелка супа перешла в вашу собственность?

— Этот суп мой, — неумолимо изрекла она, — а тот, что перед вами — это ваш.

— Несомненно, — сказал Артур. — Но когда это я вступил в обладание им? Вплоть до той минуты, как его налили в эту тарелку, он был собственностью нашего хозяина, когда его несли вокруг стола, он был, так сказать, доверен разносчику; стал ли он моим, когда я принял его? Или когда он очутился передо мной на столе? Или когда я съел первую ложку?

— Этот молодой человек очень любит спорить! — только и всего, что ответила пожилая дама, но зато на этот раз она произнесла это вслух, чувствуя, что и Общество должно знать.

Артур озорно улыбнулся.

— Ставлю шиллинг, — сказал он, — что этот Выдающийся Барристер рядом с вами… — (Люди ведь способны иногда произносить слова так, чтобы они явственно начинались с прописных букв.) —…не сумеет мне ответить!

— Я никогда не заключаю пари, — строго сказала она.

— И не играете в вист на шестипенсовик?

— Никогда! — повторила она. — Вист — игра вполне невинная, но когда в вист играют на деньги!.. — Она поёжилась.

Артур вновь посерьёзнел.

— Боюсь, не могу разделить такую точку зрения, — сказал он. — Мнение моё таково, что делать небольшие ставки в карточной игре — одно из наиболее морально оправданных действий, совершаемых Обществом именно как Обществом.

— Это отчего же? — спросила леди Мюриел.

— Оттого что такие действия раз навсегда изымают карты из категории игр, в которых возможно мошенничество. Только посмотрите, как развращает Общество крокет! Дамы при игре в крокет начинают жульничать, ужасно, а когда их изобличают, они только смеются и называют это шуткой. Но если на карту поставлены деньги, тут уж не до смешочков. Шулера не назовут шутником. Когда человек сидит за картами и жульнически вытягивает из своих друзей деньги, он с ними не шутит, если только не считать шуткой, когда его спустят с лестницы.

— Если бы все мужчины так же дурно отзывались о дамах, как вы, — сурово заметила моя соседка, — то не часто можно было бы встретить… встретить… — она не могла придумать, как ей закончить, но наконец спасительно ухватилась за выражение «медовый месяц».

— Как раз наоборот, — сказал Артур с прежней озорной улыбкой. — Если бы только люди приняли одну мою теорию, количество медовых месяцев — причём совершенно нового типа — возросло бы значительно.[85]

— А можем ли мы услышать об этом новом роде медовых месяцев? — спросила леди Мюриел.