Сильвия и Бруно

— Доброй ночи, дружище! — отвечал он. В его интонации я уловил глубокую мужскую скорбь — знак того, что он изо всех сил борется с величайшим несчастьем, разбившим его жизнь, и что, постепенно поднимаясь по обломкам своего погибшего «я», он непременно достигнет чего-то более высокого!

Встретить Эрика во Дворце, как я не без удовольствия убедился, когда в воскресенье после обеда мы нанесли Графу с дочерью визит, мы просто-напросто не могли, потому что он уехал в город тотчас после объявления о помолвке. Его присутствие нарушило бы то странное и неестественное спокойствие, с которым Артур поклонился женщине, разбившей его сердце, и произнес несколько официальных фраз, приличествующих случаю.

Леди Мюриэл так и сияла счастьем; в лучах такой светозарной улыбки не могла бы уцелеть никакая печаль. Даже Артур и тот немного приободрился, и когда она заметила: «А я, как видите, поливаю цветы, хотя сегодня — день субботний», он отвечал ей почти тем же привычным и ласковым тоном: «Дела милосердия позволительно совершать и в субботу. Впрочем, сегодня ведь не суббота. Суббота уже окончена».

— Да, я знаю, что сейчас уже воскресенье, — отвечала леди Мюриэл, — но ведь воскресенье часто называют христианской субботой, не так ли?

— Мне кажется, ее называют так как бы в воспоминание о духе древнееврейского установления о том, что один день в неделю надлежит отдыхать и хранить покой. Но я надеюсь, христиане избавлены от слишком буквального истолкования Четвертой Заповеди.

— Но какова же тогда священная причина соблюдения покоя в воскресенье?

— Во-первых, мы не должны забывать о том, что седьмой день освящен уже тем, что Бог в этот день отдыхал от дел творения. Этот день мы обязаны чтить как теисты. Во-вторых, мы помним, что «господин Субботы» — это именно христианское установление. И эту заповедь мы обязаны чтить как христиане.

— И что же это означает на практике?

— Прежде всего мы, будучи теистами, обязаны соблюдать святость этого дня и сделать его, насколько это возможно, днем покоя. А затем, будучи христианами, мы должны в этот день посещать публичные богослужения.

— А как насчет развлечений?

— Я склонен рассматривать их как особый вид работы, и если она воспринимается невинной в будний день, то и в воскресенье она может считаться столь же невинной, — при условии, что она не вступает в противоречие с религиозным осмыслением этого дня.

— Значит, вы считаете позволительным детям играть и забавляться в воскресенье?

— Разумеется. С какой стати для их неугомонной натуры этот день должен становиться пыткой?

— Я получила одно письмо, — проговорила леди Мюриэл, — от старой подруги, в котором она описывает, как чтили святость воскресенья в дни ее молодости. Я нарочно приготовила его для вас.

— Мне тоже довелось познакомиться с таким описанием в качестве viva voce[18] много лет тому назад, — вздохнул Артур, когда леди вышла, — из уст маленькой девочки. О, это было ужасно трогательно — слышать, как она повторяет меланхоличным голоском: «В воскресенье нельзя играть в куклы! В воскресенье нельзя бегать по пляжу! В воскресенье нельзя копать грядки в саду!» Бедная малышка! У нее были все основания для того, чтобы возненавидеть воскресенье!

— А вот и письмо, — произнесла леди Мюриэл, опять появляясь на пороге. — Если позволите, я прочту вам выдержки из него.