Сильвия

она сейчас вполне благоденствует, поскольку прибегла к шантажу, позволившему составить ей состояние;

она познала мужчину, когда еще не достигла зрелости, и поэтому глубоко в ее сознании, даже в подсознании, укоренились отвращение, недоверие, ненависть, а скорее всего и тайный страх перед мужчинами;

по всей вероятности, она фригидна, что совершенно нормально, поскольку все естественные побуждения и реакции у нее подавлены силой.

А дальше можно дать пояснение сноской: кстати, в эту вот женщину я влюбился, и это все не случайно, поскольку у меня столь же разительные изъяны, как у нее, а именно:

я банкрот или почти банкрот;

я лжец с начала и до конца;

в экономическом смысле мое будущее зависит от этого отчета; но мой отчет не только покончит с ее мечтой выйти замуж за миллионера, а скорее всего покончит с ней самой как личностью;

я с ней встречался, шутил с ней, мысленно за ней ухаживал, и все это время, как гиря, висели на мне воспоминания об отчете, спрятанном в ящике стола, — как в известном стихотворении, этот отчет меня преследовал, как альбатрос старика[11];

короче говоря, я мошенник.

Себе на жизнь зарабатывал, случалось, как сводник, случалось, тоже своего рода проституцией, но у меня было некоторое оправдание в том, что все так делают. Вот включите телевизор, и какие-то идиоты-актеры разыгрывают представление, в котором я узнаю собственные приемы работы, не зря же частный детектив давно уже часть американского фольклора, так, по крайней мере, считается.

А вообще-то нечего и пытаться выстроить сбалансированный ряд. Свое дело я сделал, к черту аплодисменты. Вообще все к черту.

Я покурил, любуясь разлившимися внизу огнями Лос-Анджелеса. Потом лег. Я был вымотан физически и эмоционально и, кажется, уснул, едва коснувшись головой подушки.

Глава VII

На следующее утро, пока я брился, зазвонил телефон, и оказалось, что это Сильвия.

— Не разбудила вас, Мак? — спросила она как бы между делом.

— Нет, что вы. Я бреюсь.

— Вы не могли бы мне сегодня оказать одну любезность?

— Если только смогу. Разумеется.

— Я везу свои розы на выставку в Санта-Барбаре и слишком волнуюсь, так что мне трудно будет за рулем, — не отвезете ли меня туда, если не очень заняты?

— С большим удовольствием, — согласился я.

— Свинство, конечно, вас об этом просить. Вы же на работе.

— Работа подождет. У меня часто так бывает — пустые часы, а иногда целые дни. Да если бы и надо было являться на службу, уж как-нибудь отговорился бы, Сильвия.

— Правда?

— Абсолютно, — заверил ее я. — Когда за вами заехать?

— Часов в десять, если это вам не рано. В Санта-Барбаре нужно быть только в два, но не хочется нестись сломя голову. А розы срежем вместе, когда приедете, ну перед самым отъездом.

— И прекрасно.

— Кофе вам сделаю. Омлет приготовить?

— Спасибо. Что-нибудь.

— Вы очень любезны, Мак.

— Не всегда. Скажите, пожалуйста, ваш адрес.

Она назвала адрес в Колдуотер-Кэньон, я неспеша покатил туда, разглядывая виллы. Не скажу, что определил по виду, какая ее, было с десяток подходивших для такой женщины, как она, а нужная оказалась простым двухэтажным кирпичным коттеджем, правда, отштукатуренным. Видимо, она посматривала на дорогу из окна, потому что показалась на крыльце, когда я только к ней поворачивал. Похоже, мне удалось-таки себя заставить позабыть, до чего она красивая, или, возможно, она особенно меня поразила, потому что я в первый раз видел ее утром под разгорающимся солнцем, игравшим лучами на ее простом розово-сером платье. Высокая, стройные ноги, словом, прямо-таки залюбуешься. Протянула мне руку, улыбаясь, как очень старому своему другу, провела во дворик позади коттеджа, где на столике все уже было накрыто к завтраку, а вокруг были такие изумительные розы и столько — в жизни ничего подобного не видел.

Глава VIII

Особое достоинство отличает людей, уже несколько поколений живущих в каком-нибудь престижном районе, ну, допустим, на Бикон-стрит, если это Бостон, или на нью-йоркской Парк-авеню, или неподалеку от гавани в Чарлстоне, примерно, в десятке-другом мест, у которых такая репутация. У нас в Калифорнии таких престижных районов в общем-то нет. Но чтобы обосноваться в Колдуотер-Кэньон, Сильвии потребовалось почти четверть века, а я весь ее путь сюда проследил за несколько недель, и оба мы в своей жизни следовали тому, что я бы назвал спрятанными подальше для консервации мечтами. Когда куница или волк попадают в западню, они отгрызают себе лапу. У Сильвии шрам этот не разглядел бы никто. Вот этот коттедж — просто свидетельство, что она своего достигла, и розарий тоже, и эта ее особая манера себя держать с собеседником, и кажущаяся уверенность — такое с налета никак не дается. А ведь я знал, что она тоже откусила, если не лапу, то несколько пальцев на ней, оторвала от себя с мясом, отгрызла, но нигде ни рубчика было не разглядеть в то солнечное утро.