Силуэты

Дальше все пошло по ниспадающей плоскости. Ничто уже не сдерживало меня, я забухал по серьезному. Остановить меня было невозможно, как груженый поезд на полном ходу. Я попросил меня подменить на неделю и полностью отдался своему горю. Несколько дней я провел в пьяном угаре, я пил со всеми подряд – с бомжами, со случайными людьми, даже со знакомым милиционером. Я злился на себя и на весь мир за невозможность что-либо изменить, я убеждал себя в том, что все виденное было бредом, я даже хотел все забыть. Знакомый милиционер предложил закрыть меня на три дня в «обезьяннике», чтобы я пришел в себя. Я отказался. Когда наступал вечер, меня все время тянуло на Лыбидь, но я сдерживался, как мог. Я боялся своего бессилия, я его ненавидел, я громко ругался матом и этим пугал прохожих. Покупал несколько пакетов вина и гулял по Киеву, предлагая всем со мной выпить. Денег у меня хватало, и я не скупился. Тем не менее, все мои походы заканчивались тем, что я оказывался неподалеку от речки, и как дурак, стоял у запретной черты, не выходя к парапету.

И все же через несколько дней я эту черту преодолел. Да, я был пьян и я не был похож на себя. Это уже был не я, а истерзанный зверь, который сидел во мне. Я переступил черту и пошатываясь, вышел к парапету.

Женька стояла там. Впервые за все время она стояла там и ждала меня. Я подходил медленно, вразвалку. Она обернулась и дернулась ко мне, теплота и боль были в ее глазах. Однако остановилась, что-то насторожило ее.

В сердце моем были тоска и злость.

– Ты пришел. Я волновалась. Я думала, шо больше не увижу тебя.

– Ну, я пришел. И шо дальше? Пойдешь со мной, шо ли? Вот, и винца принес. На дорожку.

– Шо ты говоришь? Куда? Шо с тобой случилось? Почему ты злой? – она стояла рядом, такая одинокая, такая близкая, я мог до нее дотронуться, но не делал этого, чувство протеста захлестнуло меня, черная злоба плескалась, как вино в желудке.

– А шо, не пойдешь? У меня на приемке матрасик есть, поди такой же, как у вас там, в двухрублевом! Вот и посмотрю я, на шо ты способна. Можешь не волноваться, у меня презервативы есть. Аль не знаешь, шо це таке?

И я видел, как с каждым словом, что слетало с моих губ, она вздрагивала, как будто ей давали пощечину. Извращенное удовольствие заползло в мою душу, мне уже приятно было ей делать больно, чтобы она дрожала, чтобы плакала, чтобы хоть что-то она делала.

– Да, мне бы хотелось знать… Ты можешь не отвечать, если не хочешь. Всегда было интересно, да не у кого было спросить. Шо ты испытываешь, когда на тебя ложится мужик, которого ты не знаешь? Хорошо тебе, плохо? Я  смотрю порнуху, стонут там ненатурально, актрысы херовы. Не молчи, скажи мне, хорошо тебе бывает когда-нибудь, или ты, как они, ай! ай!..

… чтобы она делала что-нибудь, чтобы она плакала, топала ногой, била меня кулаками в грудь, по лицу, чтобы она обнимала меня и просила прощения, непонятно за что, прощения у меня, у Бога, у мужиков, которых она заразила, и тогда, пойми ты, он может простит тебя, Бог простит, ведь он милосердный, просто не делай этого, скажи прости, не стой так жалко, обними меня, я хочу знать, что ты есть, что ты не мираж, и тогда я унесу тебя, и никто тебя больше не обидит…

– Ты молчишь. Так я скажу дальше. А шо, если несколько мужиков? Такое ведь бывало? Скажи, это заводит тебя? Ты тогда громче стонешь или куда?..

И вот, пока демон внутри меня орет похабные слова, упивается этим, ищет как ударить побольнее, глаза мои в это время ласкают тебя, обнимают тебя, эту хрупкую, эту родную фигуру, я прижимаю ее к своему сердцу, а ты стоишь потерянная совсем, ты смотришь себе под ноги, не можешь поднять глаза и только вздрагиваешь от моего визга, и ты уже не понимаешь, где ты, зачем ты, и я вижу, как начинает рваться незримая нить, которая соединяет нас через все эти годы, но ты все же поднимаешь взгляд на меня, и в твоих глазах я вижу женскую преданность, животную преданность, которая до конца, до смерти, я вижу чистую любовь, и нет там ненависти, нет обиды, и мне открывается то, что ты все понимаешь, ты понимаешь меня больше, чем я себя сам, и ты прощаешься со мной, ты прощаешься со мной, облик твой тает в вечернем воздухе, истончается, и только глаза еще сияют, и я знаю, что мне их никогда не забыть…

– Женька!

И тут мощный удар по голове тушит мое сознание, как спичку, в долю секунды.

… Когда я очнулся, голова моя гудела, как колокол. Сильно тошнило. Карманы были вывернуты наружу, вина нигде не было. Ночь, вокруг темно. Я с трудом поднялся и поплелся на приемку. Упал в вагончике на свою лежанку и два дня не вставал. Два дня меня рвало, была температура, раскалывалась голова. У меня было сотрясение мозга.