В ответ он лишь поджал губы, виляя взглядом. Он что-то скрывал, и мне это ни хрена не нравилось. Покинув дом мистера Донована, я позвонил Ливи, чтобы предложить ей поужинать где-нибудь после того, как она съездит к деду, но роботизированный голос отправлял меня на голосовую почту. Тогда я отправился к Аттвудам, но удивленный взгляд матери Ливи дал понять, что ее там не было. Из-за стычки со Смитстоуном я почти забыл недавний разговор за ужином, когда мистер Аттвуд упомянул, что его дочь не появлялась, но теперь выяснилось, что это не первый вторник, когда моя будущая жена пропускала встречи с семьей якобы для того, чтобы провести время со мной. В мире было столько загадок, типа происхождения Стоунхенджа или исчезновения Джимми Хоффы, но та, которая больше всего волновала меня сейчас, вставала на первое место.
– Где, черт возьми, моя невеста? – повысив голос, спросил я еще раз, делая предупреждающий шаг в сторону Кая.
– Понятия не имею.
Похоже, мы зашли в тупик, что стало концом моего терпения.
Я схватил парня за лацканы пиджака и резко развернул, прижав лицом к капоту «Эскалейда». Затем наклонился ближе, нависая сверху.
– Давай подумаем еще раз, приятель. – Предупреждение в моем голосе работало даже лучше, чем его вывернутая за спину обездвиженная рука. Гримаса боли исказила черты Кая.
– После учебы я отвез ее в общественный центр на подработку, – не переставая вырываться, проговорил он. – Обычно она сопротивляется, просит меня уехать и добирается домой сама.
Я отпустил придурка, смачно выругавшись.
– Адрес?
Он уже открыл рот, наверняка для того, чтобы выдохнуть очередное «не знаю», но потом закрыл его и подошел к машине. Спустя минуту у меня в руках был листок с названием улицы и дома, которые я слишком хорошо знал.
– Это какая-то шутка? – пригвоздил Кая взглядом.
– Нет, ей предложили место учителя в группе по танцам для девочек. Это все, что я знаю, честно.
– Черт возьми! – выкрикнул, швыряя листок ему в лицо. – И тебя не волновало, что она остается там одна хрен знает сколько?
Район, который я знал лучше, чем правила игры в футбол, был настоящей адской дырой в недрах города. И бездействие идиота, стоящего передо мной, не делало его более безопасным для Оливии.
– А что мне оставалось? Она просила не маячить на дорогой машине, – казалось, он вообще не понимал сути происходящего.
– Ты еще и дерьмовый друг, раз позволил Ливи слоняться на улицах, полных отморозков. Неужели нельзя было просто взять менее приметное корыто? Болван!
Он что-то выкрикивал мне вслед, но я уже не слышал, захлопывая дверцу своей машины и заводя мотор.
Когда я впервые переступил порог этого общественного центра, мне едва исполнилось восемнадцать. Я был зол на весь мир и мечтал стать кем-то заметным, значимым. Тогда Мардж была замужней энергичной седовласой женщиной, отдающей сердце и стремительно утекающее здоровье каждой заблудшей душе, что прибивалась к порогу ее детища. Потом умер Билл – ее муж и любовь всей жизни, – и Мардж справлялась с утратой единственным знакомым ей способом.
Разрываясь между учебой и мечтой о карьере футболиста, я отчаянно нуждался в деньгах. Никто из обитателей центра не знал, откуда я родом, и это был, пожалуй, главный плюс такого места. Всем было насрать, кто ты и что у тебя на душе. Один приятель шепнул мне, что здесь ищут тренера на полставки, и я, не думая дважды, появился в назначенный день, хотя ни черта не смыслил в том, как работать с детьми из неблагополучных семей. Все мои знания основывались лишь на собственном печальном опыте, ведь не имело значения, сколько у тебя денег и из какого металла ложка в твоем рту, если твои родители не в себе, каждый по своей причине. Работать на Мардж было лучше, чем таскать мешки угля в порту или просиживать штаны в офисе «Каллахан и Аттвуд», к которому меня тогда не подпускали и на пушечный выстрел.
Я продержался дольше, чем другие обитатели, но моя пагубная привычка совать в себя любое токсичное дерьмо достаточно быстро заставила Марджори Рейнбоу поставить ультиматум. Конечно же, тогда я выбрал более короткий путь, о чем не раз потом жалел в стенах реабилитационного центра. Но, выйдя чистым и преисполненным желания искупить вину перед братом и всеми, кто когда-либо на меня полагался, первым делом отправился сюда. Прием нельзя было назвать теплым, но и я отказывался сдаваться, и после долгих уговоров мы сошлись на том, что хоть место тренера для меня навсегда потеряно, я смогу вложиться по-другому. Вот истинная причина, заставившая меня тогда действительно слезть с дури. Я делал это не для себя, а для того, чтобы доказать, что могу быть лучше, чтобы получить место в «Патриотах», а вместе с ним и возможность поддерживать загибающийся общественный центр на плаву. Мы проделали огромную работу, и примерно раз в год, приезжая в Бостон, я заезжал сюда, чтобы проверить лично, хватает ли отчисляемых средств. Кто бы мог подумать, что путь поисков Ливи заведет меня именно сюда.