– Тебе нужно немного поспать, – говорю, стараясь звучать не слишком занудно, но его потрепанный вид беспокоит меня. Сколько он уже пьет?
– Мне не нужно спать, малышка Ливи, у меня есть лекарство ото сна, – он смеется так дико и глубоко, что я не могу перестать смотреть на оскал, скрывающийся за этим. Так гиены предупреждают своих жертв в ночи, перед тем как наброситься и разорвать, пора бы уносить ноги, но я делаю самую глупую вещь в своей жизни – шагаю ближе и обнимаю его, давая утешение, которое, как я знаю, ему необходимо. Готова поспорить, уже давно никто не обнимал его по-настоящему.
– Что ты делаешь? – Он пытается освободиться, его руки висят по бокам, а голова дергается назад, и я вижу злость во взгляде. – Уходи, Оливия. Тебе здесь не место.
Крепче вцепляюсь в его футболку, пропитанную запахом, от которого кружится голова, и прижимаюсь к его твердому телу, желая раствориться в нем и забрать всю боль, что гложет его изнутри.
– Я не уйду, ты можешь перестать меня отталкивать, – шепчу как мольбу. – Давай просто уложим тебя в постель, ты измотан.
Его борьба ослабевает, и что-то похожее на уязвимость пробивается наружу.
– Мне нельзя спать, – говорит он с ноткой отвращения к себе. – Если я закрою глаза, он снова окажется мертвым у меня на руках.
Чувствую, как в горле встает ком, а глаза наполняются влагой. Я не знаю, как погиб Дэмиен, но слышала, что это произошло на глазах у Доминика. Должно быть, это так ужасно.
– Ты не будешь спать. – Я еще крепче обнимаю его, чувствуя, как его тело шатается. У меня не хватает сил, но я держусь за стойку у раковины, обещая себе не отпускать его ни при каких обстоятельствах.
– Правда? – Он наклоняется ближе к моему уху. – И что же я буду делать?
Волна дрожи почти сбивает меня с ног, приходится отвести взгляд, чтобы скрыть свою нервозность от намека.
– Я не трахаю маленьких девочек, – говорит он.
Это предупреждение становится точкой разлома внутри меня. Одна моя половина в шоке от грубости утверждения, а другая отчаянно хочет поспорить.
– Мне восемнадцать, – не знаю, почему говорю это.
– Ты уже трахалась раньше, принцесса? – теперь его губы скользят под мочкой моего уха, задевая кожу над воротом кофты. – Потому что твоя одежда подсказывает, что нет.
– Не всегда то, что мы видим, оказывается правдой, – выдаю я, внезапно выпрямляясь во весь рост. – Это твои слова, помнишь?
Если он и помнит, то ничего не говорит, потому что что-то щелкает между нами, и картинки сменяются так быстро, что не успеваю следить за ними. Внезапно я оказываюсь прижатой к холодильнику и почти задыхаюсь от жадных поцелуев, которые Доминик оставляет на моей шее. Потом моргаю, и вот мы уже в его спальне, это практически святая святых, и я щиплю себя за руку, чтобы убедиться, что это не сон. Но любопытство, подталкивающее меня осмотреться, тает, когда он вдавливает меня в матрас всем телом, и его губы одновременно везде на моем теле, но только не на моих губах. Я отчаянно хочу, чтобы он поцеловал меня, заглянул в мои глаза и успокоил, но этого не происходит.
Мне так хорошо физически и вместе с тем плохо внутри, что-то не так, он слетел с катушек и превратился в кого-то другого, испепеляющего мое тело жаром губ и глаз, но не смотрящего мне в глаза. Тогда закрываю свои и просто отдаюсь ощущениям, глотая слезы обиды. Он здесь, прикасается ко мне с такой нежностью и страстью, это все, что имеет значение.
Щекочущее покалывание внизу моего живота заставляет меня стонать и стискивать простыни руками. Я никогда не ощущала чего-то настолько прекрасного, хотя слышала много разных историй от девочек в своем классе. Я не ханжа и не осуждающая дрянь, но всегда стыдливо отворачиваюсь, продолжая слушать разговоры о сексе и описание того, что называют оргазмом. Но просто знать все это – не то же самое, что испытывать вживую, тем более с парнем, что держит мое сердце в руках так долго. Это похоже на мучительную агонию и невероятное счастье в одном флаконе.
А потом он упирается головкой члена в мой вход и толкается, а я сжимаю губы так крепко, что чувствую привкус крови во рту, но заставляю себя расслабиться. Доминик не замечает моего дискомфорта, покрывая мою шею и грудь влажными поцелуями, и боль постепенно уходит на второй план, остаются только его руки и ощущение, что мы связаны воедино. Не могу поверить в происходящее, задыхаясь от удовольствия, запечатлевая каждое ощущение в памяти как нечто божественное и прекрасное.
Но потом все заканчивается, когда мы оба спускаемся с вершины собственного кайфа и Доминик наконец смотрит на меня мутными глазами. Несколько минут просто пялится на мое голое тело, засосы на груди и шее, потом на себя… и отлетает в сторону так быстро, будто я в огне, а он боится обжечься.