Сиятельный

— Информацию об убийце Левинсона оценили в тысячу франков, — медленно произнес я. — За мертвого убийцу с доказательствами вины заплатят три тысячи. За живого — пять.

— Пять тысяч — это немало, — прищурился Рамон.

— Пять тысяч на двоих.

— Вот уж нет! — отрезал констебль. — Прижав ростовщика, ты спишешь десять тысяч долга, а рискуем-то мы одинаково! Ищешь моей помощи — играй честно!

Я какое-то время обдумывал его слова, потом выдвинул встречное предложение:

— Три тысячи тебе, остальное мне. Идет?

— По рукам, — легко согласился констебль, понимая, как непросто захватить оборотня живым.

Поговорку о дележе шкуры неубитого медведя, которую неоднократно повторял отец, я упоминать не стал. Рамон и без того прекрасно осознавал, сколь невелики шансы у нашей авантюры на успех. Лишь немалый куш на кону заставил его рискнуть и поддержать мою опасную затею.

Когда констебль отставил пустую кружку, я предупредил:

— Понадобится лупара.

Рамон скривился, будто разом выхлебал стакан лимонного сока, и потребовал:

— Гони пятьдесят франков.

— С чего бы это? — нахмурился я. — Сержанту в арсенале за глаза хватит десятки! Тебя ведь еще не уволили!

— А патроны? — напомнил Рамон. — Сам посуди — десятый калибр с серебряной оболочкой задешево не найти. А я не собираюсь охотиться на Прокруста с голым задом!

— Забудь о Прокрусте!

— Лисы-оборотни — обычная банда, — уверил меня констебль. — Лисы, ниндзя, душители Кали — все они простые убийцы, никак не связанные с преисподней. Зловещая репутация — вот и все, что у них есть. На дворе — конец девятнадцатого века, черт побери! Лео, время магии ушло!

— На прошлой неделе мы охотились на суккуба, — напомнил я.

— Разве я что-то говорил об инфернальных созданиях? — пожал Рамон широкими плечами. — Потустороннего отребья остается в нашем мире немало, но тайных магических орденов давно нет! Люди просто не способны хранить секреты, тебе ли не знать? Банда оборотней — это даже не смешно. Думаешь, у Третьего департамента нет осведомителей в китайском квартале? Да эти лисы просто напускают тумана и запугивают мистикой безграмотных олухов…

Я скептицизма приятеля не разделял, но не преминул им воспользоваться.

— Зачем тогда тебе серебряные патроны?

Рамон рассмеялся:

— Лео! Я же тебя знаю. Сейчас мы пытаемся прижать бандитов, а через пять минут охотимся на Прокруста. И кто бы что ни говорил, оборотни — это не сказки…

— …но всего лишь жертвы наследственного заболевания, — закончил я высказывание приятеля.

— С острой аллергией на серебро, — подтвердил Рамон.

— Механист!

— Реалист, — возразил констебль.

— А господин реалист не желает заплатить за патроны из полученной сотни?

— Лео, своей мещанской мелочностью ты меня просто убиваешь! Ты же аристократ, представитель старинного рода Косице!

— Сто франков — это сто франков.

— Сто франков — это четыре констебля, которые постоят рядом, пока мы будем задавать вопросы, — заявил Рамон. — Лео, что с тобой? Ты всерьез собирался сунуться в эту клоаку без прикрытия?

— Я полагал, что позаботиться об этом — твое дело, — хмыкнул я, отсчитывая пять десяток.

— Считай, я позаботился. — Приятель забрал у меня деньги и направился на выход. — В восемь на станции подземки у Ньютон-Маркт, — предупредил он, прежде чем захлопнуть за собой дверь.

— Договорились, — кивнул я и только тогда сообразил, что приятель не удосужился расплатиться за пиво.

И это у меня мещанская мелочность?!

6

Остаток дня прошел как в тумане.

Я вернулся домой, пообедал, а когда в очередной раз накатил приступ аггельской чумы, прилег отдохнуть и в итоге проснулся уже на закате с пересохшим горлом и тяжелой головой.

Из правой ноздри сочилась кровь, я ушел в ванную и велел Теодору принести льда. Унял кровотечение, побрился, чего не успел сделать с утра, и начал собираться на вылазку.

Новый костюм надевать не стал, благо прислали из прачечной старый. Туфли, памятуя о том, куда придется идти, поменял на сапоги, потом выглянул в окно и решил дополнительно накинуть сверху легкую брезентовую куртку.

На небе собирались тучки.

Слегка припадая на отбитую ногу, я спустился на первый этаж, взял с полки котелок и повернулся к выглянувшей на шум Елизавете-Марии.

— Когда тебя ждать к ужину, дорогой? — проворковала девушка.

— Понятия не имею, — признался я. — Возможно, к утру.

— Лео, домоседом тебя точно не назовешь.

Я ничего не ответил и вышел на улицу. Низкое небо нависало над самой головой, с востока уже подкрадывались сумерки. Ветер раскачивал черные ветви мертвых деревьев и завывал в дымоходах. Приближалось ненастье.

Я чувствовал это.

Очень скоро резкие порывы и проливной дождь оборвут белые лепестки цветущих яблонь и смешают их с грязью, но заодно они смоют с домов пыль и свежий нагар. В этом городе нет плохого и хорошего, отвратительного и ужасного, черного и белого. Одни лишь полутона и оттенки серого, плавные переходы между дурным и приемлемым.