Сиятельный

Всюду горели китайские фонарики, светились огни в витринах харчевен и игорных домов. Босоногие рикши катили за собой коляски, сновали по своим непонятным делам местные обитатели, глазели по сторонам заглянувшие развлечься чужаки.

Внешне все было очень пристойно, но я знал — стоит только сойти с центральной улицы, и все это благолепие как рукой снимет. На каждом шагу начнут попадаться опиумные курильни и притоны, на каждом перекрестке будут приставать к прохожим малолетние проститутки.

— Кого ждем? — спросил я Рамона, который остановился на краю дороги и озадаченно вертел головой по сторонам.

К нам сунулся было нищий с кружкой для милостыни, но констебль рявкнул на попрошайку с таким остервенением, что того словно ветром сдуло.

— Нервничаешь? — удивился я, поскольку Рамон обычно отличался просто непрошибаемой невозмутимостью.

— Не терплю убогих, — передернул констебль плечами. — Мать говорила, они притягивают несчастья.

— Боишься? — прищурился я.

— Один мой кузен угодил под поезд, и ему отхватило полруки. А еще у Новака из второго отряда после удара ножом кисть отсохла, — припомнил Рамон, замолчал и с подозрением уставился на меня. — Твои штучки, да? Только попробуй воспользоваться — в бараний рог сверну.

— Ждем, говорю, кого? — усмехнулся я, на всякий случай делая зарубку на будущее.

Раньше подобной слабости я за приятелем не замечал.

— Наряд, — пояснил Рамон и потянул меня за собой к лапшичной, перед которой под стук барабанов вышагивали забравшиеся в матерчатого дракона зазывалы. — Вон они!

Пусть полиция метрополии и смотрела сквозь пальцы на творящееся внутри китайского квартала беззаконие, но на главных улицах белые господа могли не волноваться, что их ограбят, зарежут или попросту обольют помоями с ног до головы. Присутствие полицейских напоминало триадам о необходимости хранить благоразумие. Правда, работало это только на главных улицах, за то, что творилось в глухих переулках, ответственности не нес никто.

При нашем приближении дверь лапшичной распахнулась, и на веранду вышли четыре констебля, один из них оказался местным. Китаец тащил на плече самозарядный карабин Мадсена — Бьярнова, у остальных пояса оттягивали револьверы и дубинки.

Рамон незаметно сунул сотенную купюру в руку старшего и спросил:

— Есть адрес?

Седоусый констебль с морщинистым лицом ничего не ответил и уставился на меня.

— Сиятельный? — поморщился он, пожевал обветренную нижнюю губу и предупредил: — Не снимайте очков, здесь вашего брата не любят.

— Не проблема.

— Франц! — дернул седоусого Рамон. — Так ты узнал адрес или нет?

— Лис в «Нефритовом жезле», здесь недалеко.

— Это бордель? — предположил я, исходя из названия.

— Бордель, — подтвердил констебль, застегнув мундир на верхнюю пуговицу. — Мы присмотрим за улицей, вы работаете внутри. Подходит?

Седоусый явно рассчитывал стрясти с нас за помощь еще пару сотен, но Рамон его разочаровал.

— Подходит! — кинул он, расстегнул плащ и выпростал хлястик кобуры с автоматическим револьвером Веблей — Фосбери четыреста пятьдесят пятого калибра. Весила эта махина больше килограмма и особой надежностью не отличалась, зато превосходила обычные револьверы точностью боя.

Констебль с досадой сплюнул себе под ноги и пожал плечами.

— Давайте за мной! — позвал он и зашагал по тротуару.

Мы поспешили за ним, полицейские двинулись следом.

Пока шли по главной улице, людей вокруг меньше не становилось. Местные обитатели в традиционных китайских одеяниях зазывали многочисленных зевак в харчевни, ювелирные салоны и букмекерские конторы, но тех в большинстве своем интересовали совсем иные развлечения. Многие из прохожих едва держались на ногах. Таких отличал либо мутный взгляд и бледная кожа опиумных курильщиков, либо раскрасневшиеся физиономии записных выпивох. Женщин навстречу почти не попадалось.

Вскоре констебль свернул в один из боковых переулков, и мы словно попали в другой мир. Сгустилась темень, зачавкала под ногами грязь, перехватило дыхание от нестерпимого зловония; к амбре выплеснутых из окон нечистот примешивался стелившийся по земле едкий дым и запах готовящейся еды. Всюду на нас глядели наглухо закрытые ставни и запертые двери, идти приходилось по узеньким проходам меж засаленных стен домов, где не разойтись со встречным, не задев его плечом. Поблизости гремели барабаны и взрывались шутихи, но звуки доносились приглушенные, они быстро терялись в извилистых переходах.

Новый Вавилон — город, в котором нет черного и белого, но в китайском квартале чертовски непросто отыскать хоть что-то положительное.

Я его не выносил и по возможности старался избегал.

— Люди не должны жить в подобных условиях, — пробормотал я, перешагивая через очередное тело, валявшееся поперек прохода. Судя по стойкому запаху опиума, курильщик употреблял свое зелье прямо посреди улицы.

— Предлагаешь отправить их обратно в Поднебесную? — хмыкнул Рамон, расслышав мои слова.

— Забудь, — отмахнулся я.