Другие балансируют на грани безумия. От женщины, которая видела призрак матери, погибшей от рук воров, забравшихся в дом, – она просила не забывать кормить кошку; от юноши, который винил себя за смерть своей девушки – если бы он сразу отдал часы грабителям, они бы не выстрелили и она бы не умерла. Эти часы теперь преследуют его повсюду: он видит их в журналах, в витринах, на рекламных щитах и запястьях прохожих. «Неужели меня наказывает Господь?» – написал он.
Кирби отвечает на письма, даже если не находит в них ничего полезного: искренне благодарит за ответ, рассказывает, где можно получить бесплатную помощь, и прикладывает информацию о группах поддержки потерпевших, которую накопал для нее Чет.
За несколько месяцев только два случая привлекли внимание Кирби. Первый – девушка, зарезанная у ночного клуба, на шее которой висел старинный русский крестик. Но письмо прислал ее парень, состоявший в банде. Он просил Кирби забрать крестик из отделения полиции, потому что раньше тот принадлежал его матери, а сам обратиться к ним не мог, потому что девушку убили из-за его делишек.
Второй жертвой был парень-подросток («Кто знает, – подумала тогда Кирби, – вдруг найдется какая-то связь?»), найденный в тоннеле, который облюбовали скейтеры. Его забили до смерти, а в рот засунули оловянного солдатика. Убитые горем родители сидели на застеленном пледом диване в своей гостиной и держались за руки так, словно их ладони слились воедино. Они так надеялись, что Кирби знает про смерть их сына. «Почему? – спрашивали они. – Пожалуйста, мы просто хотим знать, что случилось. Разве он это заслужил?» Общаться с ними было мучительно больно.
– Как там Джей? Прислал что-нибудь новенькое? – спрашивает Дэн, оглядываясь через плечо. Джей часто им пишет – присылает фотографии ярко накрашенной рыжеволосой девушки, позирующей в качестве жертвы разнообразных преступлений. Это либо сама Джей, если она женщина, либо его девушка. На одной фотографии она изображена утонувшей в пруду: на ней пышное белое платье, а волосы облаком расплываются вокруг головы. На другой девушка одета в черное кружевное белье с перчатками до локтей; она сжимает в руках белую розу, а вокруг расползается лужа крови, подозрительно напоминающая краску.
Как и всегда, новую фотографию Кирби находит в черном конверте – Джей, запрокинув голову, сидит в кожаном кресле, раздвинув ноги в чулках и армейских ботинках. На стене за ней виднеются брызги крови, а в обмякших наманикюренных пальцах висит револьвер.
– Да это точно какой-нибудь студент из художки, – ворчит Кирби. – Они не отвечают на письма Джей, но поток извращенных фантазий это не останавливает.
– Уж лучше художка, чем киношкола, – легко отвечает Дэн, вспарывая рыбу.
– Что, до сих пор интересно? – усмехается она.
– Что?
– Переспали мы или нет.
– Да уж хоть раз переспали, конечно. Он же твоя первая любовь. Чего тут гадать?
– Ты же знаешь, что я не об этом.
– Какое мне дело? – Он пожимает плечами так, словно его это совсем не волнует. Честно сказать, это довольно обидно.
– Ну и ладно. Тогда я ничего не скажу.
– Но документалку все же советую не снимать.
– Смеешься? Я даже на шоу Опры отказалась идти.
– Ай, твою мать! – вскрикивает он, обжегшись паром картошки, с которой сливал воду. – Серьезно? Я не знал.
– Точнее, мама отказалась. Я еще лежала в больнице. Она разозлилась на журналистов, говорила, что все они козлы, которые либо всеми правдами и неправдами пытаются взять у меня интервью, либо перестают отвечать на звонки.
– А, – виновато говорит Дэн.
– Меня постоянно звали принять участие в разных ток-шоу. Всем хотелось на меня поглазеть. Неприятно. В общем-то я из-за этого и уехала. Хотела сбежать.
– Понимаю.
– Так что не парься. Я намекнула Фреду, куда он может засунуть свою документалку.
Кирби подносит к носу персиковый конверт и принюхивается.
– Как вкусно пахнет. Явно не к добру.
– Надеюсь, о моей рыбе ты другого мнения.
Усмехнувшись, Кирби разрывает конверт. «Поселение Святой Елены», – гласит обратный адрес. Внутри лежат два желтоватых листа, исписанных с обеих сторон.
– Читай уже, – просит Дэн, разминая картошку. Комочков в ней точно не будет, чем он явно гордится.