Сигнал

— …и он отправится в тюрьму, то там уже не останется никаких шансов для его нормального будущего. Ни высшего образования, ничего, кроме решеток и неизбежной деградации, которая сначала испортит его, а потом заставит портить жизнь окружающим.

Оливия слушала в ужасе, открыв рот.

— Вы хотите сказать, что важнее не вредить будущему этого подонка, чем совершить правосудие для бедной девушки, над которой он надругался?

— Во всяком случае, будем реалистами: все это ни к чему не приведет. Ее слова против слова Дерека.

— Я поддержу ее. Я могу свидетельствовать о ее репутации. И я видела, как Дерек с ней разговаривал, я могу засвидетельствовать его обращение с ней, психологическое насилие…

— Дерек Кокс дружит с детьми очень влиятельных людей нашего города…

— Ах, вот как? И правосудие на стороне богатых, надо полагать?

— Конечно, нет. Но вы только приехали и хотите, чтобы ваша семья была замешана в настолько серьезное дело? Которое к тому же основано только на ваших утверждениях? Вы станете предметом сплетен. Местные разделятся на два лагеря. Вам придется столкнуться с теми, кто поддержит версию Дерека Кокса, и для вас и вашего сына это будет непросто.

— А у него есть своя версия? Вы его даже не допросили!

— Он будет все отрицать, ведь нет ни одного свидетеля и никаких вещественных доказательств. А даже если бы вы могли подтвердить, что он имеет какое-то отношение к этой девушке, он скажет, что это любовная история. Он скажет, что она передумала уже после, что она хочет отомстить уж не знаю там за что…

Оливия не могла поверить ушам. Ей хотелось кричать, встряхнуть старого придурка за плечи. Когда она решила, что хуже уже быть не может, он подлил масла в огонь:

— И между нами говоря, даже если бы все подтвердилось, я не торопился бы его обвинять. В наше время мужчине так сложно понять, как реагировать! Девушки ходят грудью наружу и с полуголой задницей, бросаются на парней, а потом изображают оскорбленную невинность, если им потрогали грудь. Пора бы уже внести ясность!

Дремучий тип из Средневековья. Оливия не верила своим ушам! Она думала, что движение #MeToo заставило проснуться мужчин со всего мира, и слова Уордена звучали как полное фиаско.

— Он изначиловал Джемму Дафф пальцами, — повторила она.

— Да, да, я понял, она так говорит. Знаю я этих Даффов. Разведенные.

— Не понимаю, какая связь…

Шеф Уорден соединил пальцы пирамидкой, и усы его дрогнули, пока он пытался выразить свою мысль как можно лучше:

— Знаю, что вы меня ненавидите. Вы сейчас под воздействием сильных чувств, но поверьте старому волку, скоро вы меня поблагодарите, что я не впутал вас в эту историю.

Оливия решительно помотала головой.

— Нет, я хочу подать заявление против Дерека Кокса. Я не покину здание, пока вы не зарегистрируете жалобу.

Уорден пристально посмотрел на нее. Весь его вид выражал ярость, воздух в комнате дрожал от напряжения. В его голосе не осталось ни следа любезности:

— Вы сами сказали, что вы не ее мать. Она несовершеннолетняя. Я поговорю с ней один на один, сам, и уведомлю обо всех возможных последствиях. И выясню, действительно ли она этого хочет. Если мадемуазель Дафф останется непреклонной, я вызову ее мать. Вы не присутствовали при предполагаемом нападении, вы ей не родственник, так что с вами мы закончили, можете идти. До свидания, мадам.

28

Одиннадцать из двадцати трех.

За три дня Том прочитал почти дюжину тетрадей Гарри Талли. Но портрет этого увлеченного оккультизмом человека, который прожил здесь десять лет, прежде чем покончить с собой, нисколько не прояснился.

Оливия не стала задавать слишком много вопросов, когда Том настоял на том, чтобы временно переставить кроватку Зоуи в другую комнату. Крысы оказались убедительным предлогом. Конечно, так не могло долго продолжаться, он и сам начал себя спрашивать, не заходит ли его паранойя чересчур далеко. Настоящие качели между убежденностью и скептицизмом, практически американские горки. То он верил, что надо готовиться к худшему, то был готов отмахнуться от своих опасений и считал себя идиотом.