Шутка костлявой девы

До моей ладони дотрагивается другая ладонь. Теплая и мягкая. Чувствую, как на запястье что-то смыкается.

Глаза распахиваются. Передо мной на корточках сидит моя рыжая мечта и затягивает на запястье ниточку от шарика.

Волосы блестят на солнце, будто освещая пространство вокруг. Огненный шар из мягких локонов. Воздушная вата волос.

Раздается телефонный звонок. Она садится на скамейку и заговаривает с трубкой.

Мчусь прочь. К площади. В самый центр.

– Что вы делаете? – бурчит бабушка. – Уберите отсюда этого невоспитанного ребенка!

Пальцы рвут тюльпаны один за другим.

Люди не знают, как реагировать, и потому просто отворачиваются, будто не видят ничего. В руках у меня разноцветные лепестки с зелеными листьями. Я срываю цветы, живые и яркие, они мягко прижимаются лепестками друг к другу и согревают мне сердце. Это продолжается до тех пор, пока я могу держать их. Опустошенная клумба и мальчик с возвышающимся холмиком из цветов.

Направляюсь к ней, оставляя за собой дорожку из падающих на землю тюльпанов.

Она все так же говорит по телефону. Лицо мертвенно-бледное. Губы дрожат. Видит меня, и глаза вспыхивают голубым пламенем.

Этот взгляд. Он мне так знаком!

Нога цепляется за камень, и я лечу. Руки раскрываются, цветы падают к ее ногам. Мои содранные в кровь коленки совсем не чувствуют боли.

Поднимаюсь на ноги и обнимаю дрожащую Киру. Поднимаю с земли самый красивый тюльпан и говорю:

– Та девочка, зачем она? Я хочу сделать предложение именно тебе.

По моей теории, люди умирают каждый день. И «та девочка» была уже не взбесившаяся ведьма, сбежавшая из машины, а улыбающаяся рыжая бестия с цветами около ног.

Лицо Киры такое прекрасное, что у меня на глазах выступают слезы. Над произведением искусства могут рыдать только дети и женщины. И никто больше.

– Это ваш мальчик? Какая же вы мать?! Плохо воспитываете ребенка! – заявляет запыхавшаяся от ходьбы бабушка, ковыляя к нам.

Я обнимаю свою любовь крепче и говорю ей на ухо:

– Я люблю тебя.

Вечером она готовит ужин, порхая по кухне в своем шелковом пеньюаре, как легкий мотылек. Кира привыкла жить с шиком и обращать внимание на мелочи. Я нахожу свечи и ставлю их на стол.

– Зачем свечи?

– Хочу, чтобы ты чувствовала себя хорошо, – отвечаю я.

Она улыбается и достает пирог из духовки. Большому мне она редко пекла пироги.

Мы ужинаем с аппетитом, весело болтая о прошедшем дне: о причитаниях бабушки, над которыми мы добро смеемся, о воздушном шаре, о том, как было здорово смотреть на жирафов в зоопарке. Я не спрашиваю, что произошло и почему она была такая грустная там, на скамейке, хоть слова и просятся наружу. Спрашивать и не нужно, вскоре причина появляется на пороге.

Когда это происходит, мы смотрим по телевизору мультик. В дверь звонят. Она ставит на «паузу» и, прошептав «Сейчас вернусь», выходит.

Слышатся недобрые слова. Идет диалог. Долгий и нудный. Я выхожу в коридор и вижу мужчину с цветами. Мною овладевает злость. Но что такое? Почему-то я не могу подойти и просто его ударить.

– А вот и Макс, – представляет меня Кира.

Мужчина недовольно морщится и говорит:

– Вернусь завтра, реши этот вопрос.

Я обнимаю ее всю ночь.

Она грустно прижимает меня к груди и целует в лоб. Эта ночь – самая лучшая. Была самой лучшей, пока не вернулся он.

Звонок часа в два. Он пришел пьяный и злой. Ничего не оставалось, как положить меня в другой комнате и лечь с ним.

Я слышу, как он грубо и яростно занимается с ней любовью. Я слышу все, но не могу ничего сделать. Мой лучший друг и Кира. Тело содрогается в рыданиях. Я не двадцатичетырехлетний мужчина, а всего лишь семилетний мальчик. Беспомощный и уязвимый. Психика ребенка, глаза ребенка, желания ребенка.

Невыносимо. Я встаю и ухожу в ночь.

На улице останавливаюсь и сажусь на качели. Небольшой скверик около знакомого дома. Заглядываю в ее окна и даю себе обещание расправиться с ним, как только представится удобный случай.

Глава XX «Горящая путевка» в рай

Следующие несколько дней я то скитаюсь по улицам, то сижу в своей лишенной тепла квартире. Времени больше не существует. Оно перестало быть стаей птиц, жаждущих лететь вперед в неизвестность. Оно замерло и остановилось, как нечаянно упавшие и разбившиеся о землю часы.

Вчера за ужином она была обворожительна: в приглушенном свете ламп ее шелковистые волосы походили на яркий огненный цветок, окутывающий лицо янтарным блеском. Ее мягкий образ излучал неуловимую энергию мягкого очарования, аквамариновые озера глаз светились добротой и лаской. Мне она виделась нежной феей с чарующе мягкими руками и плавной линией плеч, волшебницей, явившейся из заветного сна.

Заиграла музыка. Видимо, в ресторанчике напротив был праздник. Полуобернувшись, Кира украдкой взглянула на меня и тут же опустила глаза. Я сразу заметил перемену в ее лице: оно сделалось бледным и пустым.

– Что не так? – с опаской спросил я.

– Человек, который был мне дорог… – начала она и тут же потянулась к бокалу с вином.

Я смотрел на Киру очень внимательно, пытаясь по лицу прочесть ее эмоции.

– Что с ним?