Шутка костлявой девы

В паузе толкаю Мари локтем и пытаюсь узнать, тут ли та девушка, с которой я разговаривал про племя маиси. Называю ей имя и псевдоним. Лицо моей спутницы непроницаемо – камень. Я не знаю, что именно она чувствует, когда говорит:

– Да, я вроде видела ее где-то тут.

– Я на минуту, – говорю я и отхожу. Взгляд зацепился за одного человека.

– А девушка, которая пару недель назад читала стихи – она тут? – спрашиваю я у бородача, который утащил ее тогда. Пять минут назад он, изрядно пьяный, танцевал на сцене и орал во всю глотку: «Женщины – мировое зло! Решительно все!»

Сейчас он лежит мордой на стойке и разлепляет глаза, чтобы увидеть, кто с ним разговаривает. Слипшиеся губы раскрываются и произносят:

– Да, но она, кажется, ушла из всего этого.

– Почему? – с недоумением спрашиваю я.

– Другого поля ягода. Ей надоело.

Похоже, мы не увидимся сегодня. Жаль, я надеялся, что она будет тут.

– Пойдем на «Пьяную аллею»? Будем песни горланить? – воодушевляется этот тип. – Она там и живет. Недалеко.

Я знаю, где она живет. После того, как Кира съехала, она вернулась на Васильевский остров. Когда мы жили вместе, все то время, что она не писала книгу, Кира куда-то сбегала. По ее словам, это были поэтические вечера. Возможно, сегодня стоит попытать удачу и увидеть ее.

Мы отправляемся на «Пьяную аллею» распевать песни. По дороге встречаются бомжи. Их трудно отличить от тех, кто идет рядом со мной. От выпивших людей всегда пахнет одинаково, и вовсе не важно, что на них надето: костюмы для выступлений или же обрывки заляпанных блевотиной тканей.

Доходим до «Пьяной аллеи», что около метро. С нами другие поэты и гитара.

– Давай, друг, – говорит мне бородач. – Петь умеешь?

– Умею, – говорю без колебаний. – Когда я жил…

– Ну так вперед! Мы же не зря сюда пришли.

– Есть какая-то определенная цель?

– Пой, – хлопает он меня по плечу и куда-то смотрит.

Из горла вырывается песня. Какой-то знакомый с детства мотив, и происходит нечто. Поэт застывает и, прислонив бутылку ко рту, опрокидывает голову назад. Затем выпрямляется и смотрит в одну точку, будто там есть кто-то, кто знаком ему. По бороде течет пиво. В глазах грусть.

Не останавливая песни, прослеживаю взглядом, что же так его зацепило. То же самое чувство горечи и досады на судьбу пронзает и меня.

Напротив нас, на летней террасе в «Coffeshop», сидит Кира и улыбается какому-то парню. Щурю глаза и присматриваюсь. Там же Макс! Восседает, как король, и доверительно похлопывает мою Киру по руке. Женщины ведутся на подобную сентиментальную чушь, особенно если они в отчаянии.

– Эта стерва ушла от меня, – говорит поэт. – И месяца не повстречались.

Но я не слушаю его.

Я вижу, как Макс наклоняется и что-то шепчет Кире на ухо, а она заливается смехом и тянется к стакану с коктейлем. Еще минуту назад я видел в ее глазах печаль, а сейчас она уже заливается смехом, и щеки ее покрыты густым румянцем. Вот ублюдок!

Подступает ярость, но нельзя идти туда. Нужно придумать что-то другое. Я прошу парня с гитарой наиграть одну мелодию и начинаю петь. На минуту она закрывает глаза – я выбрал одну из ее любимых песен и определенно попал в нужную точку. Лицо Киры преображается: в нем блаженство, в нем радость и грусть, в нем любовь. Элегантно и вместе с тем быстро она поворачивает голову и видит меня, будто скинувшего десяток лет.

Ее рот приоткрывается от изумления. Похоже, она не верит и сильно сомневается. На улице темно, мое лицо в тени, свет фонаря рассеивается и окутывает меня мягким светом.

Я обрываю песню на полуслове. Кира все еще вглядывается в нашу компанию. Возможно, ей кажется, что она ошиблась.

Струны гитары пляшут под пальцами Эрнеста, он уже начал играть что-то пьяное и веселое.

По задумчивому лицу Киры видно, что этот вечер для Макса испорчен. Какое-то время он еще делает попытки ее развеселить, но каждый раз наталкивается на неприступную стену молчания. Девушка смотрит сквозь него на улицу, где стою я и покорно жду, что будет дальше. Больше всего мне хочется, чтобы она спустилась и обняла меня, сказала ласковые слова и пригласила к себе. Я бы сам мог увести ее куда угодно, если бы в этот вечер она не ушла в ночь с моим лучшим другом. Его ручища на ее талии, Кира безразлично сжимает огромный букет пухлых алых роз и стучит каблуками по мостовой. Ее шаги еще несколько дней звучат эхом в моей бестолковой голове.

Мой вечер заканчивается посиделками в баре «СПБ». Под конец мы ловим машины с нечистью (как мы их называем) и, сунув пару соток, едем к кому-то на квартиру.

Грибы – удивительный растительный наркотик.

Очередная поэтесса сидит у меня всю ночь на коленях, хохочет и весело чокается виски; другая подходит, негромко шепчет на ухо приятные и неприличные слова. Я не думаю ни о чем, но все же мы оказываемся у одной из них дома – втроем. Возможно, одна из них все же Мари, но я не уверен.

Глава XVIII Мороженое