Вдобавок зэки носили на лодыжках легкую цепочку как постоянное напоминание о своем заключении и угнетенности. За день до эксперимента охранники посетили короткое установочное заседание, но им не дали никаких указаний, кроме недопустимости какого-либо физического насилия. Им просто сказали, что обязанность состоит лишь в том, чтобы совершать обход тюрьмы, который они могут проводить так, как захотят. Сам же Зимбардо на заседании сделал следующее заявление для охранников:
«Создайте в заключенных чувство тоски, чувство страха, ощущение произвола и того, что их жизнь полностью контролируется нами, системой, вами, мной, и у них нет никакого личного пространства. Мы будем разными способами отнимать их индивидуальность. Все это в совокупности создаст в них чувство бессилия. Значит, в этой ситуации у нас будет вся власть, а у них – никакой».
Участникам, которые были выбраны для изображения заключенных, было наказано ожидать дома, пока их не «призовут» для эксперимента. Безо всякого предупреждения их «обвинили» в вооруженном ограблении, и они были арестованы полицейским департаментом города Пало-Альто, который участвовал в этой стадии эксперимента.
«Серьезный подход! – подивился Харченко. – Даже полицию привлекли».
Заключенные прошли полную процедуру полицейского досмотра, включая снятие отпечатков пальцев, фотографирование и зачитывание прав. Их привезли в условную тюрьму, где произвели осмотр, приказав раздеться догола, провели санитарную обработку и присвоили номера.
Эксперимент вышел из-под контроля моментально. Заключенные испытывали садистское и оскорбительное обращение со стороны охранников, и к концу у многих из них наблюдалось сильное эмоциональное расстройство.
Тут особист кивнул. Сильное эмоциональное расстройство – это, понятно, страх и отчаяние. Классика жанра, так сказать. Хочешь расколоть подозреваемого – напугай его, да посильнее.
После сравнительно спокойного первого дня на второй вспыхнул бунт. Охранники добровольно вышли на сверхурочную работу и без руководства со стороны исследователей подавляли мятеж, нападая на заключенных с огнетушителями. После этого инцидента охранники пытались разделять заключенных и стравливать их друг с другом, выбрав «хороший» и «плохой» корпуса, и заставляли заключенных думать, что в их рядах есть «информаторы».
Сигарета обожгла пальцы. Харченко выругался и закурил снова.
Зэков заставляли отжиматься по несколько десятков раз, пока те не падали без сил. Тюрьма быстро стала грязной и мрачной. Право помыться превратилось в привилегию, в которой могли отказать и часто отказывали. Некоторых заключенных заставляли чистить туалеты голыми руками. Из «плохой» камеры убрали матрацы, и заключенным пришлось спать на непокрытом бетонном полу. В наказание часто отказывали в еде. Сам Зимбардо говорил о своей растущей погруженности в эксперимент, которым он руководил и в котором активно участвовал. На четвертый день, услышав о заговоре с целью побега, он и охранники попытались целиком перенести эксперимент в настоящий тюремный корпус местной полиции, в то время неиспользуемый, как в более «надежное место».
Полицейский департамент отказал, ссылаясь на соображения безопасности, и, как говорит Зимбардо, он был зол и раздосадован из-за отсутствия сотрудничества между его и полицейской системой исполнения наказаний.
«Ну, хоть у кого-то мозги в нужном направлении работали! – зло подумал Харченко. – Экспериментаторы херовы»…
Несколько охранников все больше и больше превращались в садистов, особенно ночью, когда им казалось, что видеокамеры слежения выключены. Впоследствии заключенным предложили «под честное слово» выйти из тюрьмы, если они откажутся от оплаты, и большинство согласились на это. Но заключенным неожиданно отказали, и никто не покинул эксперимент.
У одного из участников развилась психосоматическая сыпь («Это еще что за хрень?» – вслух пробормотал майор, однако искать ответ в Сети не стал, не желая отвлекаться), когда он узнал, что его прошение о выходе под честное слово отвергнуто. Зимбардо сделал это, считая, что тот симулирует болезнь. Спутанное мышление и слезы стали обычным делом для заключенных. Двое из них испытали такой сильный шок, что их вывели из эксперимента и заменили.
– Надо же, – буркнул Харченко.
Один из заключенных, пришедших на замену выбывшим, номер «четыреста шестнадцать», пришел в ужас от обращения охранников и немедленно объявил голодовку. Его на три часа заперли в тесном чулане для одиночного заключения. Все это время охранники заставляли его держать в руках сосиски, которые он отказывался есть. Другие заключенные видели в нем хулигана. Чтобы сыграть на этих чувствах, охранники предложили другим заключенным выбор: или они откажутся от одеял, или «четыреста шестнадцатый» проведет в одиночном заключении всю ночь. Заключенные предпочли спать под одеялами. Позже Зимбардо вмешался и выпустил его.