Шоссе в Ад

- Возможно, - oн взглянул на cвоего брата. Своего друга. - Знаешь, они все еще преследуют меня. Приспешники Сатаны.

Энди уставился в свой опустошенный стакан с виски.

- Они всегда будут тебя преследовать. До последнего вздоха. Но тебе уже известно это.

Джек вздохнул.

- Да. Но иногда я думаю, как хорошо было бы быть... - Джек снова начал расписывать события: - Не знаю, жить нормальной жизнью. Чтобы не чувствовать себя постоянно преследуемым. Чтобы не чувствовать тяжесть мира на своих плечах.

Энди допил свой напиток и пододвинул пустой стакан, чтобы снова наполнить.

Он взглянул на Джека, улыбаясь, но с оттенком грусти в глазах.

- Мечтать - это нормально, брат, но мы оба знаем, что ты был рожден для этого. Так же, как и я.

- Рабы судьбы? - горько усмехнулся Джек.

Энди с улыбкой и кивком принял вновь наполненный стакан и поднял его для тоста.

- До самого конца.

Они чокнулись стаканами.

Кто-то заиграл несколько звенящих нот на пианино. Джек и Энди повернулись на своих стульях и улыбнулись при виде Рэйвей, сидящей на скамейке у рояля. Она сыграла еще несколько нот, ее уверенность в игре росла, а затем начала петь первые строки «Всегда смотри на светлую сторону жизни»[52].

Вскоре к ним присоединились все посетители паба «Шерлок Холмс».

Голос Джека звучал громче всех.

Перевод: Влад Авербах

"А в Аду не так уж и плохо"

Последний день земной жизни Джона Марлоу начался с похмелья. Он проснулся, открыл осоловевшие глаза, хорошенько осмотрелся, вздрогнул от беспорядка в спальне и заснул ещё на несколько часов. Проснувшись вновь, он залез во вчерашнюю одежду, проковылял на кухню и открыл холодильник.

Она всё ещё лежала там.

Отрезанная голова была водружена на алюминиевый поднос. Изодранный в клочья остаток шеи было утоплен в слое песочного теста. Пряди, покрытых кровью, белых волос спускались сквозь решётку стеллажа, слегка касаясь пластиковой крышки миски с салатом из тунца.

- Бля. Я и вправду это сделал.

Джону Марлоу было сорок два. Он никого не убивал лет с двадцати. Если хорошенько подумать, в те временя у него были кое-какие амбиции, так же, как и свойственное молодым людям завышенное чувство собственной важности. Он хотел оставить свой след в истории. Сделать что-нибудь большое и стать знаменитым. Будучи подростком, он учился играть на гитаре и попытался сколотить группу. Жизнь рок-звезды казалась хорошей работой. Фанатки и наркота без меры. Проблемы появились тогда, когда он выяснил, что не может ни спеть, ни написать хотя бы одну мало-мальски приличную песню. Поэтому он забросил это дело и решил стать романистом. Прославленным писателем. Теперь он представлял себе славу и успех по-другому. Национальная книжная премия и интервью на Национальном общественном радио. У самых известных личностей из мира литературы даже были своеобразные фанатки. Умные женщины, которые закалывали свои волосы сзади и носили очки «совиные глазки», пряча свои изящные и чувственные тела под скромной одеждой. Тип “сексуальной библиотекарши”. Но в постели они бы были сквернословящими, доминирующими мегерами. Пожалуй, эта перспектива была более привлекательной, чем запретные мечты о сисястых рок-фанатках в мини-юбках, все – пустоголовые, крашеные блондинки, прямиком из клипов “Poison” восьмидесятых. Нет, не то, чтобы с пустоголовыми крашеными блондинками было что-то не так. Просто вопрос был в том, что ты предпочитаешь: утончённый вкус дорогого вина или простенький вкус дешёвого местного пива. Для каждого было своё время и место, и на данном этапе своей молодой жизни Джон решил, что хочет быть человеком, предпочитающим в жизни более изысканные вещи. Всего-то и нужно было, что сесть и написать Великий американский роман и, быть может, дополнить его полудюжиной романов поменьше в течение следующих лет тридцати, чтобы не переводились наличка и бухие фанатки-потаскушки.

И он сел писать роман.

Написал одну страницу.

Перечитал её с дюжину раз.

И решил, что снова пришло время переоценки своих жизненных целей.

Всё ещё размышляя категориями фанаток, славы и успеха, он поигрался с мыслью стать артистом. Он даже взял несколько уроков актёрского мастерства. Если быть точным, три урока, полных стеснения и скуки.

К тому времени он уже был близок к тому, чтобы признать, что у него нет способностей ни в одной творческой сфере. Возможно, он мог пойти в политику. Он был молод и хорош собой, да и харизмы у него было предостаточно, чтобы пробиться. Он мог бы стать конгрессменом. Сенатором. Чёрт, да он мог стать президентом. Эта работка явно не требовала мозгов. Так что, он был более квалифицирован, чем требовалось.

Но политика нагоняла на него скуку, ещё больше, чем актёрство, так что он тоже послал её к херам.

Тот факт, что ебля тёлок могла стать определённым потенциальным препятствием на политической арене, тоже был своего рода решающим фактором.

А затем наступил момент, который перевернул всю его жизнь.

Чёртово прозрение.

Он же мог стать серийным убийцей.