Шоссе энтузиастов

Тонули запахи и звуки,

и слышал я

уже во сне,

как чьи то ласковые руки

шнурки

развязывали

мне ..

1955

***

Бывало, спит у ног собака,

костер занявшийся гудит,

я женщина

из полумрака

глазами зыбкими глядит.

Потом под пихтою приляжет

на куртку рыжую мою

и мне,

задумчивая,

скажет;

«А ну-ка спой...»

и я пою.

Лежит,

отдавшаяся песням,

и подпевает про себя,

рукой с латышским светлым перстнем

цветок алтайский теребя.

Мы были рядом в том походе.

Все говорили, что она

и рассудительная вроде,

а вот в мальчишку влюблена.

От шуток едких и топорных

я замыкался и молчал,

когда лысеющий топограф

меня лениво поучал:

«Таких встречаешь, брат, не часто.

Не будь подобен же овце...

Да ты не думай,

что начальство.

Такая ж баба,

как и все..,»

А я был тихий и серьезный

и в ночи длинные свои

мечтал о пламенной и грозной,

о замечательной любви.

Но как-то вынес одеяло

и лег в саду.

А у плетня

она с подругою стояла

и говорила про меня.

К плетню растерянно приникший,

я услыхал в тени ветвей,

что с нецелованным парнишкой

занятно баловаться ей...

Побрел я берегом туманным,

побрел один в ночную тьму,

и все казалось мне обманным,

и я не верил ничему.

Ни песням девичьим в долине,

ни воркованию ручья...

Я лег ничком в густой полыни

и горько-горько плакал я.

Но, как мое,

мое владенье,

в текучих отблесках огня

всходило смутное виденье

и наплывало на меня.

Я видел —

спит у ног собака,

костер занявшийся гудит,

и женщина

из полумрака

глазами зыбкими глядит...

1955

ОКНО

На здании красивом и высоком

среди уже давно погасших окон

окно светилось,

да,

одно окно,

от родственных по форме отличаясь

лишь тем, что но погашено оно.

Я мимо шел,

в себе,

в друзьях отчаясь,

и я подумал четко и жестоко:

«Заслуга ли

что светится оно?!

Что знаю я о нем?

Мне неизвестна

причина света этого окна.

Угадывать как будто неуместно,

а интересно —

может быть, нелестно

честит супруга верная жена?

А может быть, грозит супруг разводом?

А может, холостяк сидит с кроссвордом,

и мысль его сейчас напряжена?

Кому-то, может, бедному,

не спится,

или стирает женщина белье?

А может, кто-то темноты боится

и забывает светом

про нес?

Танцуют, может?

Свет не потому ли?

Ах, у кого узнать бы мне,

спросить...

А может, все давно уже заснули

и просто свет забыли погасить?»

Я шел. Себя хотел я упросить,

что не стирают там сейчас,

не вяжут,

не ссорятся,

весь белый свет браня,

а думают о чем-то очень важном,

о чем-то очень главном для меня...

1955

* * *

Босая женщина у речки

полощет синее белье,

и две тяжелые черешни

продеты в мочки у нее.

Я по нехитрому расчету

небрежной тросточкой верчу.

Я в пиджаке ищу расческу.

Я познакомься хочу.

Она смешлива и красива.

С ней можно честным быть во всем

Ее двуручную корзину

мы по Чернигову несем.

Заворковав и и зачирикав,

заверещав на сто ладов,

как зачарованный, Чернигов

к нам ветви тянет из садов.

Вокруг могучие арбузы

плывут на медленных возах,

а у нее на шее бусы

и небо августа в глазах.

И только вечер -

лазом тайным

спешу в зеленое темно,

и легким яблочком китайским

тревожу чуткое стекло.

Мелькает свет в окошке беглый,

и вот, с крылечка своего

ока бежит в косынке белой

и не боится ничего,,.

1955,

* * *

Пришлось однажды туго —

потуже, чем теперь.

Пришел на свадьбу к другу,

мне не открыли дверь.

Стучался удивленно —

нет, что-то здесь не то.

Звонил по телефону —

не подходил никто.

Что делать оставалось?

Меня обида жгла.

А свадьба состоялась,

а свадьба-то прошла.

Вот случай же случился,

и помнил я о ней,

но, перепутав числа,

приехал днем поздней...

Там были разговоры

и песни во хмелю.

Там были помидоры,

а я их так люблю.

И апельсинов горка

стояла на окне,

и говорили «Горько!”,

забывши обо мне.

А кремы из ванили!

А огурцы в моду!

Но мне не позвонили.

Решили —

не приду.

А я туда собрался

на следующий день.

Надел свой лучший галстук

и кепку набекрень.

Я не вздыхал угрюмо,

хоть и женился друг,

и мелодичных рюмок

купил двенадцать штук.

Гордился я законно

и нес их на виду

и говорил знакомым:

«На свадьбу я иду!»

Машина по асфальту

меня,

спеша,

везла,

везла меня на свадьбу,

которая прошла,..

1955

Л . М а р т ы н о в у

***

Окно выходит в белью деревья.

Профессор долго смотрит па деревья.

Он очень долго смотрит на деревья

и очень долго мел крошит в руке.

Ведь это просто —

правила деленья,

а он забыл их

за был

правила деленья,

подумать! —

Ошибка!

правила делон ь я.

Да!

Ошибка на доске!

Мы все сидим сегодня по-другому,

И слушаем и смотрим по-другому.

Да и нельзя сейчас но по-другому,

и нам подсказка в этом не нужна.

Ушла жена профессора из долгу.

Не знаем мы -

куда ушла из дому.

Но знаем — отчего ушла из дому,

а знаем только,

что ушла она.

В костюме и не модном и не новом.

Как и всегда, нс модном и не новом,

Да, как всегда, не модном и не новом,

спускается профессор в гардероб.

Он долго по карманам ищет номер.

«Ну что такое, —

где же этот номер?

А может быть,

не брал у вас я номер?

Куда он делся?»

Трет рукою лоб.

«Ах, вот он...

Что ж -

как видно, я старею...

Не спорьте, тетя Маша, —

я старею.

И что уж тут поделаешь —

Мы слышим —

старею...»

'дверь внизу скрипит за ним.

Окно выходит в белые деревья,

в большие и красивые деревья,

но мы сейчас глядим не на деревья —

мы молча на профессора глядим.

Уходит он,

сутулый,

неумелый,

какой-то беззащитно-неумелый,

я бы сказал —

устало неумелый