Шоссе энтузиастов

Пушинку от кофты зеленой

к себе на шинель прицеплю.

Вот колокол слышен...

Я еду!

В теплушку сажусь на ходу.

Конечно, я верю в победу,

Но может быть к ней не дойду.

Сквозь говор и слезы вокзала

за поездом будешь идти,

жалея, что ты не сказала

обмана во имя пути.

Старалась,

но, как ни просила,

себя не смогла убедить.

Не думай об этом...

Спасибо

за то, что пришла проводить,

1955

СОН

Взрывы, взрывы...

Под зыбкой в л тонкой

я в траве лежу у плотня,

В болом платье с украинской вышивкой

смотрит девочка па меня.

«Хочешь груш из нашего садика?

Весь в крови настоящей ты.

Ты в тумане, наверно, дяденька,

поцарапался о кусты?

Над землею столько тумана,

столько дяденек, спящих на ней!

Спи и ты.

Говорит моя мама:

«Утро вечера мудреней».

Дай-ка я расстелю тебе скатку.

Ты другую —

получше —

купи.

Дай-ка я расскажу тебе сказку.

Ты но бойся.

Ты слушай ]и спи».

Засыпаю.

Мне чисто и смутно.

Засыпаю па много дней.

Не придет ко мне больше утро,

то, что вечера мудреней.

1956

***

Сойти

на тихой станции Зима.

Еще в нагоне

всматриваться издали,

открыв окно,

в знакомые мпс исстари

с наличниками древними дома.

И, соскочив с подножки на ходу,

по насыпи хрустеть нагретым шлаком,

где станционщик возится со шлангом,

на все лады ругая духоту,

где утки прячут головы в ручей,

где петухи трубят зарю с насеста,

где выложены

звезды

у разъезда

из белых

и из красных кирпичей.

Идти по пыльным доскам тротуара,

где над крыльцом райкомовским часы,

где за оградой старого базара

шуршат овсы

и звякают весы,

где туеса 1 из крашеной коры

с брусникой влажной па прилавках низких,

где масла ярко-желтого шары

в наполненных водой

цветастых мисках...

Увидеть тс же птичьи гнезда в нише

у так знакомых выцветших ворот

и тот же дом,

не выше и не ниже,

и досками заплатанный заплот

И тот же прислоненный к печке веник,

И «гриб» вес в той же банке па окне,

и ту же щель в расшатанных ступенях,

где шампиньоны в темной глубине,..

Поднять, как встарь,

какую-нибудь гайку,

зажать ее в счастливом кулаке

и мчать по склону,

осыпая гальку,

к туманами окутанной Оке,

бродить по рощице

тропой,

заросшей гущею хвоща,

и помогать

веснушчатой паромщице,

с оттяжкой

трос лоснящийся

Старинный мед

оценивать по качеству

на пасеке, стоящей над прудом, и

па телеге

медленно

покачиваться,

коня

лениво

трогая прутом.

И проходить

брусничными местами

с мальчишеской ватагой гулевой,

и с удочками слушать под мостком

как поезда

Смеясь,

гремят

над головой...

в тропу стянуть рубашку с

припасть к воде на горном берегу

и вдруг понять,

как мало в жизни

как много в жизни

сделать я могу.

тела,

сделал,

1953

***

Но захнычу

и нс заплачу.

все другое на свете черня,

оттого, что люблю я удачу,

а удача не любит меня.

Я в покое ее не оставлю.

Докажу —

что мое, то мое,

Загоню!

Подчиняться заставлю!

На колени

поставлю ее!

Пусть летят моя дни, а не длятся,

и назад не приходят опять,

Ах, как хочется удивляться!

Ах. как хочется удивлять!

Пусть и в жизни красивое будет

и красивое снится во сне...

Я хочу вам хорошего, люди.

Пожелайте хорошего мне.

1953