Поразительное влияние безграмотного и распутного старца Григория на дела в государстве беспокоило не только русский генералитет, но и «здравые» круги придворной аристократии. Последние в конечном счете и решили судьбу Распутина, сделавшего в российской истории головокружительную придворную карьеру. Против бывшего сибирского мужика-конокрада составился заговор и в декабре 1916 года его убили. Примечательно, что в рядах зпгої] ворщиков состояли и великие князья.
Во главе заговора стояли — князь Ф. Ф. Юсупов, графП Сумароков-Эльстон, двоюродный брат императора великі кий князь Дмитрий Павлович и член Государственной ду4| мы В. М. Пуришкевич, богатый бессарабский помещик.ІІ действительный тайный советник, то есть имевший чинііі равный в Табели о рангах чину генерала.
Пуришкевич взял на себя историческую миссию разоблачения «темных сил», которые окружали царскую! семью. Известна его двухчасовая речь в Государственной] думе:
- Достаточно всего лишь рекомендации Распутина для] того, чтобы самый ничтожный гражданин поднялся к вершинам государства...
В том своем выступлении бессарабский помещик громогласно обратился к министрам:
- Если вы действительно уважаете закон, если слава j России, ее могущество, неразрывно связанные с именем царствующего монарха, дороги вам, тогда вы должны подняться во весь рост и сказать свое слово...
- Вы должны отправиться в Ставку и броситься к ногам царя. Имейте мужество сказать ему, что растет гнев народа. Нам угрожает революция...
- Темный человек не будет больше управлять Россией...
- Нам нужно спасать царство...
Пуришкевич был в Думе выразителем крайне правых
взглядов. Блестящий оратор, он свято верил в незыблемость абсолютного самодержавия. Он часто ездил в Ставку, лично занимался безвозмездной помощью раненым и увечным воинам, «курировал» санитарные поезда, циркулировавшие между фронтом и Петроградом с его военными госпиталями. Но даже Пуришкевич не осознавал опасности, которую несла для сражающейся Русской армии распутинщина. Алексеев эту опасность в деятельности отца Григория видел.
Для Михаила Васильевича показателем роли императрицы Александры Федоровны и Распутина в «руководст-иг» войной стал Брусиловский прорыв. Этот успех дался дня России ценой крови нескольких сот тысяч человек. Но imi то она и война, чтобы за победу расплачиваться прежде игпго людскими жизнями.
Императрица и «Друг» семьи Романовых довольно гтранно отнеслись к успеху наступления Юго-Западного фронта. Так, Александра Федоровна писала мужу:
«Он находит (Распутин. - А. Ш.), что... не следует так IIпорно наступать, поскольку потери слишком велики...
Наш Друг надеется, что мы не станем подниматься па Карпаты и пытаться их взять, так как, повторяет Он, потери снова будут слишком велики...»
Разумеется, начальник штаба Ставки не читал писем императрицы. Но то, что он ощущал «монаршью длань» государыни, бесспорно. Николай II отвечал на одно из писем венценосной супруги так:
«Я сказал Алексееву, что нужно остановить эти безнадежные атаки... на Карпаты».
Из Зимнего дворца на это пришел радостный ответ:
«По поводу твоих последних приказов Брусилову наш Друг сказал следующее:
— Я испытываю удовлетворение от последних распоряжений папы. Все будет хорошо».
«Папой» бывший сибирский конокрад, а ныне всемогущий придворный прорицатель называл государя императора Николая II.
Алексеев все же настоял на продолжении успешно развивающегося наступления брусиловского фронта. Причем настоял при всей своей человеческой мягкости.
Полковник Романов, в свою очередь не сумевший «убедить» собственного начальника штаба, с некоторой горечью писал в Петроград императрице:
«Алексеев просит разрешения продолжать наступление... и я согласился...»
Александра Федоровна ответила:
«Наш Друг очень раздражен тем, что Брусилов не выполняет твоего приказа об остановке наступления, хотя ты был подвигнут свыше дать этот приказ, и Господь
благословил твое решение. Наш Друг опять указывает бесполезные потери».
Верховному главнокомандующему пришлось оправд ваться «за Брусиловский прорыв» перед императрицей и естественно, перед Распутиным:
«Я только что получил твою телеграмму, в которой ты говоришь о том, что наш Друг очень расстроен тем что мои планы не осуществились...
Создана дополнительная армия, которая удвоит наши силы в наступлении...
Новая армия позволяет надеяться на успех. Вот почему я дал генералу Алексееву свое согласие...
Мое решение, с военной точки зрения, совершенно правильное и сегодня верное...
Эти детали не должны совершенно касаться тебя. Я прошу об этом, дорогая, передай Распутину только одно:
- Папа приказал предпринять значительные шаги...»
На такое письмо из Ставки Александра Федоровна ответила отчаянным посланием:
«Я умоляю, дай опять Брусилову приказ остановить бесполезную бойню...
Зачем повторять безумие немцев под Верденом? Твои прежние планы, такие мудрые, были одобрены нашим Другом...
Вернись к ним...
Наши генералы теперь уже не считаются с потерями живых людей и не останавливаются перед ужасным кровопролитием. Это грешно».
Верховный главнокомандующий сдался: