Шиша. Изгоняющие бесов

Крадучись Лукерья вошла в дом и прислушалась. Тишину нарушало лишь тиканье настенных часов. Некоторое время она вглядывалась в полумрак, а когда глаза немного привыкли, прошла к комнате тети и заглянула в дверной проем. Тетя Клава лежала на диване, вытянув руки вдоль тела, в длинном платье и пестрой косынке – даже не переоделась после работы в домашний халат. Глаза ее были закрыты, а бледная кожа казалась полупрозрачной, отчего тетя походила на привидение. Лукерья даже засомневалась, жива ли она, но тетя вдруг тихо промычала что-то, не разжимая губ. Выдохнув с облегчением, Лукерья вернулась к входной двери и, выглянув наружу, махнула Илье, давая понять, что опасности нет и он может идти.

Лукерья умылась, разложила на пороге своей комнаты стебельки укропа и через несколько минут забылась тревожным сном в своей постели. Она не слышала, как за окном раздались чьи-то истошные крики, а потом скрипнули, открываясь, оконные рамы в комнате тети, раздался треск раздираемой ткани, и следом послышался топот ног по выложенной кирпичом дорожке, удалявшийся в глубь огорода.

Глава 12. Одержимые

Тревожась о Лукерье, Илья не спешил уходить. Он решил немного понаблюдать за домом и, чтобы не привлекать внимания, забрался в кусты черемухи, густо росшие вдоль забора. Поскольку забор выполнял чисто символическую функцию, зияя огромными прорехами, Илья мог обозревать не только часть дома и двор Лукерьиной тетки, но и соседний огород, свежевспаханный, но без единой грядки, и даже кучу металлолома, подпиравшую забор с другой стороны огорода, где начинались владения деда Гриши.

Вот там, в той куче, возникло какое-то движение. Лязгнули, ударившись друг о друга, железки. Внимание Ильи переключилось на кучу в тот миг, когда оттуда выскочило и покатилось, бряцая дужкой, погнутое ведро. Вслед за ним показался грязный кирзовый сапог, затем нога в рваной брючине, и, наконец, из нагромождения ржавого хлама выбрался человек. Илья не сразу узнал в нем деда Гришу: тот был без своей дежурной кожаной кепки. На лице старика застыло выражение крайней озлобленности, взгляд горел решимостью. Судя по всему, дед Гриша замышлял что-то недоброе. Слегка пошатываясь, он приподнял ногу, уперся ею в дышащий на ладан забор и, крякнув, надавил. Захрустели старые доски, и несколько пролетов забора повалилось на свежевспаханную землю соседнего огорода. Куча хлама, словно тесто, оставленное без присмотра, резво поползла следом за забором и дедом Гришей, который зачем-то перебрался на чужую территорию и теперь осматривался, по-хозяйски уперев руки в бока. Его полубезумный взгляд скользнул по фасаду соседского дома, где жила трудолюбивая пожилая огородница, носившая цветастую панаму, переместился к забору, за которым прятался Илья, но не задержался там, а устремился в противоположную сторону, к бревенчатому колодезному срубу с установленным на нем воротом. Лоб деда Гриши пересекла глубокая вертикальная складка, намекавшая на усиленный мыслительный процесс. Раздумья длились не дольше пары секунд, и дед Гриша направился к колодцу, увязая в рыхлой земле. Его ноги заплетались, выписывая зигзаги, и он то и дело раскидывал руки в стороны, отчаянно балансируя ими, отчего походил на ожившее огородное пугало, возомнившее себя воздушным гимнастом. Добравшись до колодца, он склонился над срубом, повозился немного и откинул колодезную крышку, чудом не рухнув в образовавшийся проем. Илья чуть было не выскочил из укрытия, подумав, что старик допился до белой горячки и его надо спасать, но тот сам отступил от края и зачем-то… снял штаны. Увиденное так шокировало Илью, что он даже глаза протер, надеясь, что ему показалось. Но через мгновение до его слуха донеслось звонкое журчание, и не осталось никаких сомнений в том, что дед Гриша справляет малую нужду прямо в колодец, принадлежащий трудолюбивой старушке. «Если хозяйка увидит этот акт вандализма, то деду Грише можно будет только посочувствовать: вряд ли он успеет унести ноги, скорее, она утопит его прямо в колодце», – подумал Илья.

Но дед Гриша, видимо, именно этого и добивался, потому что вдруг заорал во все горло неожиданно зычным и глубоким голосом:

– Нинсанна!.. Выходи! Я пришел долг отдать! Рассчитаться за Муравья! Нинсанна, ну где ты там? Беги скорей, а то пропустишь что-то интересное! Глянь, как я твой колодец удобряю! Но это еще не все, это только первый взнос! Я на отдачу щедрый, не поскуплюсь!

– Ах ты!.. Поганец этакий! – Крик, донесшийся со стороны хозяйского дома, означал, что Нинсанна застала финальную часть предназначенного ей представления.

Дед Гриша, казалось, только этого и ждал. Он подтянул спущенные до колен штаны и, довольный собой, направился обратно к поваленному забору под неистовые крики Нинсанны, никак на них не реагируя, не считая злорадной гримасы на лице.

В доме Лукерьиной тетки заскрипели, открываясь, оконные рамы. Где-то неподалеку, позади Ильи, лязгнул затвор калитки, и сердитый мужской бас перекрыл звонкий визг Нинсанны:

– Что, черт возьми, тут стряслось?!