Широки врата

Ланни начал разворачивать машину. «Bitte, Herr Budd, einen Augenblick!'' — воскликнул офицер, — «я позвоню». Совершивший такое может быть разжалован, может быть даже обезглавлен!

«Поговорите с секретарем фюрера», — скомандовал надменный голос. — «Скажите ему передать фюреру, что у фрау Бэдд с собой горничная, и она хочет после визита ехать прямо на Зальцбург, и, естественно, не хочет ехать тринадцать километров обратно, а затем делать крюк, чтобы добраться до границы».

— Zu Befehl, Herr Budd![87]

Офицер поспешил в караульное помещение, а Ланни ждал. Он надеялся, что Труди не упала в обморок от шока, почувствовав свет фонаря на своём лице. Но он не обернулся, чтобы посмотреть.

Офицер вышел снова. «Ihnen ist’s gestattet[88]» — он сказал с облегчением в голосе. — «Необходимо понимать, что во время визита горничная должна оставаться в автомобиле».

«Конечно,» — был ответ. — «А куда ей выходить?»

Шлагбаум был поднят, и автомобиль помчался дальше.

VI

Дорога вилась в сторону Оберзальцберга. Она был вырезана в скале, что потребовало довольно много инженерной работы. Ланни ехал быстро, но с осторожностью, сигналя на всех слепых поворотах. Фары его автомобиля освещали склоны гор, покрытые соснами и пересеченными небольшими ручьями, каждый из которых был с мостиком. В мире не было лучшего инженера, чем генерал Тодт, которому фюрер поручил строительство своих военных дорог.

Ланни знал историю этого горного шале, которое служило местом уединения фюрера более десяти лет. Первоначально оно называлось Haus Wachenfels, или Дозорный утёс, и принадлежало мюнхенскому торговцу. Гитлер снял его сразу же после своего освобождения из краткого и необременительного заключения, к которому его приговорили после пивного путча. Здесь он написал, или попросил Рудольфа Гесса написать за него, вторую часть Mein Kampf. А потом он купил это место и изменил его название на Der Berghof — Berg означает гору, и Hof означает двор, ферму, поместье, особняк или отель, по выбору! Княгиня Доннерштайн сообщила, что там было сделано много перестроек. Ади Шикльгрубер, бедствующий рисовальщик открыток, в молодости жаждал быть архитектором, и теперь Германия была для него строительной площадкой, а бюджет Третьего рейха сметой. Он сейчас перестраивает Мюнхен и планирует перестроить Берлин, и здесь, в этих отдаленных горах, он слушал музыку Waldweben и Feuerzauber[89] и строил пристанище для себя и дикой ведьмы Берхты.

Подъезжая к дому, они остановились перед другим шлагбаумом и еще одним караульным помещением с эсэсовцами. Они поприветствовали, и Ланни ответил на приветствие и сообщил свое имя. Они спросили: «Кто с вами?» И он ответил: «Моя жена и служанка моей жены». Они заглянули с фонарями, а затем разрешили ему проехать.

Ланни всегда считал делом престижа прибывать вовремя на прием. Несмотря на задержки, его автомобиль появился в поле зрения шале без трех минут двадцать два часа. Дорога к дому расширилась, и там было много места, поэтому он обдуманно припарковался не вдалеке. Труди осталась на заднем сиденье, и он сказал ей держать глаза закрытыми, поспасть, если сможет, или в любом случае претвориться спящей. Странные вещи должны происходить в душе социал-демократа, объявленного вне закона, которого привезли к самой двери человека, которого она считала исчадием ада. Но не было времени, чтобы спросить, что она думает по этому поводу.

Вдоль дороги к дому ходил часовой с винтовкой, а перед домом на треноге был установлен пулемет, два эсэсовца сидели рядом с ним. Дом был оштукатурен, и в сумраке при свете луны Ланни мог видеть признаки нового строительства, но не мог разобрать детали. Когда он и Ирма приблизились к зданию, один из охранников включил прожектор, который ослепил их. По-видимому, осмотр их удовлетворил, и свет внезапно погас так же, как и появился. И, прежде чем они сумели постучать или позвонить в колокольчик, дверь открыл человек в ливрее.

Внутри шале было скромным. Деревянные части строения были темно-коричневого цвета, современная металлическая мебель была сделана из трубок. В просторной гостиной широкие окна выходили в горы, большая часть в сторону Австрии, всего в трёх километрах от шале. В комнате стоял рояль и радио центр. Центральное место занимал совещательный стол с десятком или около того стульев вокруг него. Здесь обсуждались и решались судьбы Германии. Ланни знал, что если Ади выполнит свои предначертания, то здесь настанет время и для судеб Европы.