Широки врата

— Но, я не могу покинуть товарищей! Многие из них в такой ужасной беде! Мы все взяли на себя обязательство продолжать работать.

— Да, но возможно издавать и печатать газету во Франции или в Голландии и тайком переправлять копии через границу. Я бы мог помочь вам с этим, и по-прежнему держать в секрете своё участие и продолжать зарабатывать деньги.

— Об этом надо подумать, но там, где я сейчас живу, глава семьи старый печатник, и он думает, что сможет купить ручной пресс, так что мы сможем продолжить работу.

«Ладно», — ответил он. — «Если вы этого хотите, вот пять тысяч марок. Я принял меры предосторожности и купил их в Нью-Йорке и в Лондоне, так что их нельзя проследить». Он прятал драгоценную пачку в своей машине пока был в Германии, и на пути на эту встречу он её вынул. Теперь он положил пачку в её руки.

«Я не знаю, могу ли принять деньги», — возразила она. — «Я не уверена, что смогу их эффективно использовать при такой жизни».

«Забудьте об этом», — ответил он. — «Вы должны жить в любом случае, и ваши друзья тоже. А что я могу сделать лучше с деньгами Геринга?»

IX

Встречи с Труди Шульц были малочисленными, но дорогостоящими. Ланни не планировал новой встречи с ней в этот свой приезд в Германию. Поэтому он пытался обдумать все вопросы, которые нужно задать, и действия, которые он должен предпринять. Он не спрашивал о деталях ее работы или об именах тех, кто был захвачен фашистами. Он помнил многих, кого он встречал в старину, и ему было интересно узнать об их судьбах, но он воздержался от вопросов. Она спросила, знает ли его жена о его деятельности, и он ответил отрицательно. Он защищал Ирму, как мог. Она была тем, во что превратило её окружение, и она была еще слишком молода. Он сказал своему законспирированному товарищу, что собирается вернуться в Нью-Йорк, и дал ей свой тамошний адрес. Кроме того, они договорились о кодовых словах, представлявших имена художников, чтобы она могла сообщать ему о своих потребностях в печатных станках, или бумаге, или в чём-нибудь ещё. Ланни однажды привез на выставку в Германии фургон, груженный работами Марселя, и он может повторить трюк, скрыв довольно много чего под ста картинами!

Наконец она сказала: «Я боюсь ехать на метро и передвигаться пешком на большие расстояния, поэтому высадите меня в районе Шёнеберг, где я сейчас живу».

Он поехал по ее указаниям, и когда она была готова выйти, он сказал: «Вы знаете, я не хочу знать, где вы живете, но мне не хочется отпускать вас на авось, не зная, что может случиться. Давайте я провезу вас около вашего дома, а вы посмотрите?».

Она показала ему свой квартал, похожий на все другие, как во всех современных столицах. Едва они заехали в него, она поймала его за руку и прошептала: «Перед домом два автомобиля. Разворачивайтесь!»

Он увидел стоящие на его пути автомобили и знал, что они могли бы быстро догнать его, пока он разворачивался бы на не очень широкой улице. «Сидеть тихо!» — скомандовал он. — «Опуститься на сиденье! Положите голову на мое плечо!» Он сел немного вперед, так, чтобы скрыть ее лицо, но не факт, что скрыл.

В этом положении они проехали мимо двух автомобилей. За рулем каждого Ланни увидел самое страшное зрелище, форму СС, стальной шлем и черную рубашку с повязкой, на которой были череп и скрещенные кости. Одного взгляда было достаточно, и он ехал, глядя вперед, не меняя скорость. Он догадался, что человек за рулем причудливого иностранного автомобиля с молодой женщиной в летнюю ночь не вызовет особого интереса у гестапо. Когда он проехал дальше по улице и увидел в зеркале заднего вида автомобили, не двинувшиеся с места, он ускорился и повернул за следующий угол и быстро покинул берлинский район Шёнеберг.

X

Труди Шульц заходилась в рыданиях. Сначала он думал, что это была реакция на страх, но потом понял, что она думала не о себе. — «Ланни, эти бедные люди! Их затащат в темницу и будут рвать на куски, чтобы заставить рассказать, куда я пошла».

«Они знают?» — спросил мужчина, на этот раз думая о себе.

— Nein, ausgeschlossen! Я сказала им, что собираюсь встретиться с человеком, который сможет достать нам бумагу, не оставляя следов для полиции. Но, Ланни, если бы вы их только знали! Самые преданные товарищи, рабочие, которые трудились всю свою жизнь и платили свои пфенниги в партийную кассу и за литературу! Лицо отца семейства рано покрылось морщинами, и волосы поседели, и его жена тонкая и изможденная с натруженными руками, которые казались верёвками. И двое детей мальчик и девочка, эсэсовцы будут мучить их. И даже если они скажут, что ничего не знают, они им не поверят, будут бессмысленно их избивать, пока их тела не превратятся в сырую массу.

«Я знаю», — сказал Ланни. — «Я видел это своими собственными глазами». Он позволил ей немного поплакать. Затем решил, что настало время, чтобы заставить её подумать. — «Послушайте, дорогая. Вы знаете, у меня свидание с Ирмой, и я не могу разъезжать на машине всю ночь».

— Да, да, я понимаю. Я доставила вам много беспокойства. Высадите меня в любом месте.