Шипы Черного Ириса

Я не смотрела на Амадея. Вообще старательно делала вид, что не слышу их беседы.

— Ты знаешь меня много лет, друг мой, — мягко сказал Амадей. — И ты знаешь, что пока мне весело, я не отступлю. А с этим недоразумением мне интересно. Девочка удивляет и тем самым подстегивает интерес. Мне любопытно, что с ней станет через сто лет.

— Она не протянет столько, если ты ее не подготовишь.

— Я займусь ее обучением в ближайшее время.

Стас покачал головой.

— Даже на обучение сильного птенца уходят десятки лет, если не сотни, Амадей. Тебе просто никто не даст времени. Лучше отдай им девчонку, если ситуация выйдет из-под контроля.

Зеленые глаза стали темнее, зрачки расширились. Ни его поза, ни тембр голоса не изменились, но мне хватило мимолетного взгляда на своего Создателя, чтобы уставиться в пол. Я была рада тому, что не вижу его силу, а лишь ощущаю потоки. Счастье в неведении!

— Глупо не давать противникам шанса на победу.

Стас резко выпрямился и подался вперед.

— Она что, тоже повлияла на тебя? Ты же понимаешь, что в схватке с Советом проиграешь.

— Я проигрывал в жизни, но не стану уступать чьей-то власти из страха перед Вечностью. Я никогда не отдавал своих птенцов, пока они скованны оковами возрождения. И сейчас изменять своим правилам не стану!

— Так освободи ее прямо сейчас, и пусть валит на все четыре стороны. Дара в ней нет, если не станет высовываться днем, то никто и не узнает, что она Калиго.

Амадей расхохотался.

— Мирная жизнь в окружении обожающих птенцов не пошла на пользу тебе, мой старый друг! Ты выражаешь слишком много обеспокоенности.

— Я не боюсь смерти или войны. Мы все живем в крови наших друзей и врагов. Я не хочу видеть, как тебя обнимет леди Вечность, вот и все!

— Ты стал сентиментален без меры, — заметил Амадей.

Стас хмыкнул и тоже откинулся в кресле.

— Это все Николь виновата. Она безумно романтична. И видит в своей преданности мне нечто большее, чем просто верность. Я стал соглашаться с ней. И мне тоже думается, что раз ты мне друг, я могу и горевать, потеряв тебя.

— Я заметил ее преданность, — кивнул Амадей. — Я предупредил ее, что разорву, если она тронет мое недоразумение, но она все равно напала. Похоже, девушка влюблена в тебя по-настоящему.

— Это не любовь, а уязвленная гордость. Она испугалась, когда увидела тебя. И сейчас не может себе этого простить. Темпераментна, как все француженки.

В дверь кабинета постучали. Вошла Николь в новом костюме и с уже уложенными волосами. В руках она держала поднос. На нем было три бокала на тонких ножках и ведерко с графином крови. Она поставила его на стеклянный столик перед нами.

Амадей улыбнулся ей.

— Стас убедил меня, что карать вас не стоит.

Девушка резко побледнела. Вампир расхохотался. Ему нравилось доводить до ужаса не только меня. Похоже, он этим питался так же, как и кровью. Но получал куда больше удовольствия.

— С-спасибо, — пробормотала она.

— Я могу попросить об ответной услуге?

Николь сглотнула, но взгляд не отвела. Стас откровенно посмеивался, но его слуга, похоже, этого не чувствовала. Зато чувствовала я. И от этого становилось мерзко на душе. Они оба играли с ней. Хотя она любила Стаса.

— Надеюсь, смогу быть полезна, — опять пробормотала она.

— Оу, в этом нет сомнений. Дело в том, что у этой девушки, — он указал на меня большим пальцем, но головы так и не повернул, — нет одежды. И вообще, ничего нет, что так необходимо юным барышням. Я не имею ни малейшего желания отправлять ее по магазинам одну. К тому же не имею такой возможности. Мой птенец должен быть рядом со мной в первое время неотрывно. Вы понимаете?

Николь неуверенно кивнула.

— Я вижу, у вас прекрасный вкус, к тому же вас рьяно защищал мой давний друг, а это лучшая характеристика, какую только может получить человек в моих глазах, — Амадей ухмыльнулся. — Помогите этой замарашке стать настоящей красавицей, — он выразительно глянул на меня, с видом 'это безнадежно!'. — Ну, насколько это вообще возможно.

Николь засияла. Я никогда раньше не видела, как за пару секунд переходят от апатии к полному восторгу, но просьбе она обрадовалась, как ребенок любимому мороженому.

— Безусловно, мой лорд! — пропела она.

Амадей от такого обращения скривился и бросил быстрый взгляд на меня. Он старательно прятал от меня свои эмоции, но волну досады я почувствовала. Он не хотел, чтобы я слышала это обращение. Почему?

Николь выбежала за дверь с заверениями, что вернется через три часа и заберет меня.

Как только за ней закрылось дверь, Стас принялся разливать кровь по бокалам.

— Ей нельзя! — почти выкрикнул Амадей.

От этого вопля Стас едва не выронил графин. Но поспешно отодвинулся вместе с ним от столика и от Амадея. Я тоже вжалась в спинку кресла. Амадей не выпустил силу, не показал эмоции. Но и я, и Стас боялись его настолько, что простой крик, как у человека, вызывал желание зарыться под ковролин.

Зеленоглазый сделал глубокий вдох, намертво скрывая свои эмоции от меня. И чуть виновато улыбнулся другу.

— Ты никогда за последние три сотни лет не повышал голос, — потрясенно сказал Стас.