Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

И тут случилось ужасное. Вы, вероятно, слышали, как дикие звери быстро чуют человеческую кровь, и как она их возбуждает. Какой-то странный инстинкт мгновенно подсказал льву, что сейчас убили человека. Когда я отодвинула в сторону решетку, лев выскочил и в то же мгновение бросился на меня. Леонардо мог меня спасти – мог бы усмирить зверя, если бы кинулся на него со своей палкой. Но он вдруг потерял присутствие духа. Я услышала, как он в ужасе закричал, повернулся и убежал. В то же мгновение зубы льва впились в мое лицо. Его горячее тяжелое дыхание уже отравило меня, и я почти не сознавала боли. Ладонями рук старалась я оттолкнуть пышущие жаром, вымазанные кровью челюсти и звала на помощь. Я поняла, что лагерь заволновался, и смутно вспоминаю, как Леонардо, Григс и другие люди вытащили меня из лап зверя. Это были последние проблески сознания, мистер Холмс, за которыми следуют долгие мучительные месяцы. Когда я пришла в себя и взглянула в зеркало, я прокляла льва… О, как я проклинала его! Не за то, что он погубил мою красоту, а за то, что не погубил и мою жизнь. У меня было только одно желание, мистер Холмс, и на это у меня хватало денег. Я хотела скрыть свое бедное лицо так, чтобы его никто не видел, и жить там, где никто из знавших меня прежде не мог бы меня найти. Это все, что я могла еще сделать, и я так сделала. Несчастное раненое животное, заползшее в нору, чтобы умереть, – вот конец Эжени Рондер.

Некоторое время мы сидели молча после того, как несчастная женщина окончила свою историю. Потом Холмс погладил ее руку с выражением такой симпатии, какую он редко проявлял при мне.

– Бедняжка! – сказал он. – Бедняжка! Но что было дальше с этим Леонардо?

– Я никогда больше не видела его и не слышала о нем. Может быть, я была неправа, что так возмущалась им. Так же невероятно, чтобы он мог любить то, что осталось после льва, как и уродцев, которых мы возили напоказ. Но женщина не так легко забывает свою любовь. Он покинул меня под когтями льва, он бросил меня в несчастии, и все же я не могла заставить себя отправить его на каторгу. Мне было все равно, чтобы ни произошло со мной. Что могло быть ужаснее моей настоящей жизни? Но я стояла между Леонардо и его судьбой.

– И он умер?

– Он утонул в прошлом месяце, купаясь вблизи Маргейта. Я прочла в газетах о его смерти.

– А что же он сделал со своей палкой с пятью крючками? Эта самая странная и остроумная часть всей вашей истории.

– Не могу вам сказать, мистер Холмс. Вблизи лагеря была меловая яма, а в конце ее глубокий зеленый пруд. Может быть, на дне этого пруда…

– Хорошо-хорошо… Теперь это не имеет особого значения. Дело-то уже закрыто.

– Да, – сказала женщина, – теперь с этим делом покончено.

Мы встали, чтобы идти, но в голосе женщины было что-то, остановившее внимание Холмса. Он быстро обернулся к ней.

– Помните, мисс Рондер: жизнь, какой бы она ни была, прекрасна, – сказал он. – Это ваша судьба, от которой нельзя отречься.

– Кому она нужна, такая жизнь? Или, как вы говорите, судьба.

– Ну, как вам сказать? Пример терпения сам по себе – ценнейший урок для нашего нетерпеливого мира.

Ответ женщины был ужасен. Она подняла вуаль и выступила вперед к свету.

– Я хотела бы знать, перенесли бы вы это?! – сказала она.

Это было ужасно. Слова не могут описать то, что должно было бы быть лицом, когда лица нет. Грустно смотрели два живых и прекрасных карих глаза, и от этого еще страшнее казалось ужасное растерзанное нечто на месте некогда прекрасного лица. Холмс поднял руку с жестом протеста и сострадания, и мы оба вышли из комнаты.

* * *

Когда я два дня спустя пришел к своему другу, он с некоторой гордостью указал мне на маленький синий флакон, стоявший на камине. Я взял его в руки и увидел красную этикетку, какие обычно клеят на яды. Когда я открыл пробку, из флакона донесся приятный запах миндаля.

– Синильная кислота, – определил я.

– Верно. Я получил ее по почте вместе с запиской: «Я посылаю вам свой соблазн. Я последую вашему совету». Вот и все, что было в письме. Думаю, Ватсон, вы легко сможете угадать имя отправителя.

Загадка Шоскомбской усадьбы

Шерлок Холмс долгое время склонялся над микроскопом. Затем он выпрямился и с торжествующим видом оглянулся на меня.

– Это клей, Ватсон, – сказал он. – Без сомнения – клей. Взгляните-ка на все, что в поле зрения на предметном стекле.

Я склонился над прибором и установил фокус для своего зрения.

– Эти волоски – нитки из суконной куртки. Серые массы неправильной формы – пыль. Налево клеточки эпидермы – верхнего слоя кожи. А коричневые шарики посредине – без сомнения, клей.

– Ну, что ж, – ответил я, смеясь. – Я заранее полагаюсь на ваши слова. А разве что-нибудь следует из всего этого?

– Да, это очень тонкая улика, – ответил он. – Вы, может быть, помните, что тогда, в Сент-Панкрасе, рядом с мертвым полицейским найдена была кепка. Обвиняемый отрицает, что она принадлежит ему. Но он рамочник, а при этой работе всегда употребляется клей.

– Вы взялись за это дело?